Жесткое заявление Совета министров иностранных дел Евросоюза по российско-грузинскому конфликту, высказывание главы Еврокомиссии Баррозу о том, что даже ради столь важного партнера, как Россия, ЕС не отойдет от своих базовых принципов (демократия и пр.), чуть ли не ультимативные требования найти убийц Анны Политковской…
Все это возвращает отношения Москвы и Брюсселя к этапу, который Кремль считал пройденным. В последний год Старый Свет, традиционно озабоченный гуманитарными проблемами, практически прекратил поднимать на официальном уровне вопросы, связанные с внутрироссийской ситуацией.
Волшебное слово «газ» почти вытеснило из российско-европейского диалога такие понятия, как «демократия» и «права человека».
Миссия обличать изъяны отечественной политической системы была делегирована США, которые и принимали на себя все издержки. Отношения между Москвой и Вашингтоном скатились чуть ли не к самому низкому уровню со времени «холодной войны». Зато проникшаяся духом прагматизма Европа превратилась для России в еще более желанного партнера.
И вот рецидив, да еще в тот момент, когда глава российского государства сделал европейцам невероятно щедрые энергетические предложения. Что произошло? И правы ли те, кто считает, что эпоха «энергетической сверхдержавы» заканчивается? Торопиться с подобным выводом не стоит, хотя понятно, что планы Москвы попросту «купить» крупного геоэкономического партнера далеки от реализации.
Идеология коммерческой целесообразности, воцарившаяся в российской политике, в полной мере находит выражение и в сфере внешних сношений.
Отечественная элита обнаруживает для себя все новые подтверждения того, что Запад также озабочен исключительно материальными проблемами.
Об этом, стало быть, и надо говорить, а не тратить время на заведомо непродуктивные вещи наподобие гуманитарных. Своего рода переломным моментом в формировании подобного подхода стало прошлогоднее согласие экс-канцлера Германии Герхарда Шредера возглавить комитет акционеров Североевропейского газопровода, решения о его строительстве он добился в бытность главой правительства. Моментальный переход столь видного лидера в коммерческую ипостась убедил российских политиков в том, что цель европейских коллег не отличается от их собственной — извлечение ренты.
Последовавшая за этим серия визитов Владимира Путина в ключевые государства — члены ЕС, во время которой газоснабжение было едва ли не единственной темой, утвердило Кремль в эффективности энергетической дипломатии. Ну и последней каплей оказалась неспособность Евросоюза найти адекватный ответ на российско-украинский газовый конфликт в первые дни 2006 года. За истерикой, охватившей европейских политиков при возникновении призрака сбоя в поставках (в реальности ничего не успело произойти), не последовали убедительные шаги.
После этого и поведение «Газпрома», и политика Москвы в целом приобрели черты уверенности в том, что Россия — держава абсолютно незаменимая и остро всем необходимая.
По бизнесу будем выгодно договариваться, в остальном — вести себя так, как считаем нужным, не обращая внимания на внешнюю реакцию.
Решение по «Штокману», накат на «Сахалин-2», антигрузинская кампания — каждое из этих недавних событий имеет собственную предысторию и свои причины, но все вместе они складываются в позицию: как хотим, так и поступаем.
Схема Кремля логична. Ставка на «хорошую», конструктивную Европу в пику «плохой» Америке, которая пытается диктовать. В отношениях с ЕС — взаимные экономические обмены, благо у каждой стороны хватает активов, интересных партнеру. Внутри Евросоюза — особая роль Германии, которая служит ледоколом, разрушая слабые попытки Брюсселя сформулировать как единую европейскую политику в отношении России, так и общую энергополитику.
Модель «энергетика в обмен на все остальное» могла бы успешно реализовываться, если бы не возникшее у Москвы головокружение от успехов. Имея на руках действительно весомые газовые козыри, Россия решила, что напрягаться и выстраивать стратегию дальнейшей игры не обязательно. Европейцам стали уж очень откровенно давать понять: свои люди, сочтемся, ладно вам голову-то морочить со всей этой демократией. Мы же знаем, что нам всем нужно…
Откровенное предложение вместе разыграть антиамериканскую карту — весь будущий газ «Штокмана» пойдет на европейский рынок — ведущим державам Старого Света явно не понравилось. Столь грубо в Европе действовать не принято. Нескрываемая уверенность Москвы в том, что вопрос о любимых Брюсселем «общих ценностях» можно сдавать в утиль, европейцев тоже раздражает. Как и убежденность в том, будто Европа настолько завязана на газ, что не рискнет критиковать действия России в отношении соседей.
Европейский союз пошел в контратаку, которой Москва, судя по всему, не ожидала.
Российское руководство традиционно очень нервно реагирует на критику из-за границы, тем более что за последнее время Кремль отвык слышать из Европы неприятные вещи. Сейчас же это и вовсе вызывает оторопь: мы вам такое предлагаем, а вы опять об этой чепухе?!
Старый Свет, несмотря на свои многочисленные внутренние проблемы, демонстрирует способность в решающий момент мобилизовать все свои возможности. Европейцы справедливо считают, что на чисто энергетическом поле России их переигрывает — позиции «Газпрома» очень солидны. Чтобы уравнять силы, необходимо увязать энергетические вопросы в единый пакет со всем остальным, в том числе и с «общими ценностями». Именно на это будет нацелена Еврокомиссия, которая скоро получит мандат на переговоры с Москвой о новом базовом договоре взамен истекающего Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС. Расчет верный: внимание Кремля вновь будет отвлечено на усилия по «очистке» текста от гуманитарной составляющей, а в это время европейцы постараются максимально насытить практическую часть документа выгодными им положениями.
Поведение дельца-нувориша, уверенного в том, что за свои деньги (ресурсы) он может купить что угодно, чревато большими проблемами.
Особенно когда нувориш имеет дело с очень искушенным партнером, умеющим угадывать его слабости и использовать их в собственных интересах.
Велика вероятность того, что в результате неопытный торговец заплатит за все втридорога. Или вовсе расплатится полновесной монетой за нечто совершенно иллюзорное.