Цивилизация
Современная шведская идентичность появилась благодаря распространению статистических данных, которые начали широко публиковать после 1809 года. Это утверждение, доказывавшееся в книге историка Хенрика Хойера «Шведские цифры: национальная интеграция и идентификация через статистику 1800–1870», вызвало пару лет назад в Швеции оживленную дискуссию.
Тогда, в 1809-м, уступив Финляндию России, Швеция окончательно утратила статус великой европейской державы и была вынуждена сконцентрироваться на внутренних проблемах. Табличное ведомство (так тогда назывался комитет по статистике) начало регулярно публиковать сведения о разных сферах жизни и деятельности шведов. По мнению Хойера, именно это стало отправной точкой для формирования новой картины собственной страны, для ее познания. Цифры давали, как писал автор, «интеллектуальное сырье» для общественной дискуссии, что есть шведская нация в постимперский период. На довольно долгое время статистические сборники и журналы вырвались в лидеры по тиражам. Самоидентификация Швеции через социально-экономические параметры получила мощное развитие уже в XX веке, воплотившись в идею «шведской модели». Именно на ней, а не на этнических и тем более не геополитических основаниях покоится самоощущение современных шведов.
О скандинавском опыте я вспомнил в связи с президентскими выборами в союзной нам Белоруссии. Обсуждать грядущую победу Александра Лукашенко с точки зрения ее соответствия стандартам демократии смысла нет: всё в общем понятно. Интересно другое —
феномен национально-государственной идентичности, которую за неполные 12 лет правления создал белорусский лидер.
Она принципиально отличается от всего, что возникло на территории бывшего социалистического лагеря.
Со времени крушения коммунизма на просторах Евразии возникло 19 не существовавших прежде государств, еще 7 (в Центральной Европе) восстановили государственность. Вновь появившиеся образования основывались на одной из двух возможных идейных конструкций — национальной (в большинстве случаев, хотя степень и характер национализма, естественно, очень различались по странам) или великодержавной (наиболее яркий образец — Югославия Милошевича, элементы этой идеологии присутствуют в посткоммунистической России). Белоруссия Лукашенко являет собой уникальный пример — в основе национальной самоидентификации лежат не националистические и не державные концепции, а, если вспомнить шведскую теорию, социально-экономические показатели.
Распад Советского Союза застал Белоруссию врасплох. Националистические идеи не были популярны среди населения, традиционно воспринимавшего Россию в качестве естественного ориентира развития. А национал-демократическая оппозиция оказалась неспособна выдвинуть эффективный государственный проект, пробудить национальное чувство.
Уловив растерянность, царившую в обществе, Лукашенко предложил альтернативу — островок стабильности в бушующем море.
Кругом катаклизмы: грохочут войны, рушатся страны, нищают народные массы, растут расслоение и криминализация, а в Белоруссии не только хранят лучшее, что осталось от прошлой системы, но еще и развиваются.
Страновой экономический меморандум Всемирного банка для Республики Беларусь — неплохая основа для этой самой социально-экономической идентификации. «Начиная с 1996 года в экономике Беларуси отмечается неуклонный и значительный рост». Он «имеет под собой широкую экономическую и социальную основу… В отличие от других стран СНГ, структура роста в Беларуси более благоприятна для трудовых ресурсов… Произошло сокращение бедности при относительно стабильных и умеренных показателях неравенства… Беларусь сумела сохранить и даже повысить эффективность функционирования топливно-энергетического комплекса… У Беларуси были и все еще есть существенные конкурентные преимущества на своем основном рынке экспорта — России… У Беларуси есть хороший административный потенциал, который может стать основой для создания условий для развития бизнеса».
Эти замечательные констатации соседствуют в документе с серьезной критикой экономической политики Минска и с предупреждениями об уязвимости построенной модели. Но на то и «суверенная демократия», чтобы правильно подавать информацию…
Модель Лукашенко может существовать только в условиях двойной оппозиции — России и Западу.
С одной стороны, Белоруссия — это «Россия плюс», много лучше той, что есть на самом деле.
Иными словами, Россия именно в силу своей историко-культурной близости необходима как полюс отталкивания, как пример того, что может получиться (олигархи, терроризм, криминализация и т.п.), если Белоруссией неправильно управлять. Противопоставление «Минск — западный мир» нужно, чтобы получать масштабные преференции от России. Лукашенко умело культивирует в умах российской элиты представление о том, что любой другой белорусский руководитель немедленно повернется на Запад — и нет последнего союзника. При этом президент Белоруссии, несмотря на давление, по сути, не отдал Москве ничего, что могло бы ущемить реальный суверенитет.
В определенном смысле «последний диктатор Европы», противопоставляющий себя Старому Свету, находится в русле его развития.
Французский социолог Жак Рупник указывает на своеобразный тип неэтнического национализма, формирующийся внутри Евросоюза по мере стирания там внутренних границ, — тяга к социальной суверенизации. Это стремление сохранить любой ценой социальное государство протекционистского типа, оно усиливается тем больше, чем более масштабные вызовы бросает глобализация. Битвы внутри ЕС вокруг сельскохозяйственных субсидий или страсти, связанные с попытками либерализации общеевропейского рынка труда, как раз и представляют собой проявления подобного социал-патриотизма. Причем именно его победить почти невозможно. Как ни парадоксально это звучит, Лукашенко со своим квазисоветским патернализмом оказывается по ментальности ближе к старой Европе, чем к посткоммунистической новой.
Приговор белорусской модели содержится в уже упоминавшемся страновом меморандуме Всемирного банка: «Нынешняя стратегия роста приближается к пределу своих возможностей и не сможет в дальнейшем обеспечивать устойчивость роста без проведения реформ».
Исчезновение магии цифр подорвет саму основу социал-патриотизма Лукашенко, который при неблагоприятном экономическом развитии превратится в банального диктатора, лишенного нынешнего флера отца нации.
Однако не стоит забывать и о том, что именно при «батьке» Белоруссия обрела хоть и весьма своеобразную, но явную государственную идентичность, которую жители этой страны уже не захотят никому отдавать.
