Цивилизация
Мировой политический сезон-2004/05 был отмечен громкими терактами и весьма бурными переменами. Чтобы подвести итоги периода, насыщенного многообразными событиями, стоит остановиться на ключевых понятиях, определявших международную жизнь с осени прошлого до середины лета нынешнего года.
Терроризм. Сезон закончился так же, как и начался — показательными акциями террористов, которые продемонстрировали: при желании они способны совершить почти что угодно. Захват школы в Беслане (сентябрь) и серия взрывов в Лондоне (июль) замкнули мировую политику в страшную рамку. На взрывы и нападения в Ираке, которые следуют с пугающей регулярностью, уже не очень-то и обращают внимание. Борьба с терроризмом во всемирном масштабе привела к тому, что террор превратился в рутину.
Крепнет ощущение, что машина сопротивления «международной антитеррористической коалиции» обрела неиссякаемый источник энергии: у нее тем больше топлива, чем активнее действуют борцы против терроризма, которые, в свою очередь, наращивают усилия в ответ на акции «возмездия»… Выхода из замкнутого круга не просматривается. Как ни страшно это звучит, но логика развития неуклонно подводит воплощению в жизнь одного из самых популярных сценариев фильмов-катастроф: террористы завладевают ядерным оружием или, по крайней мере, используют «грязную» бомбу.
Волеизъявление. Голосование (как собственно выборы, так и референдумы) стали движущей силой политического развития на значительной территории мира. Именно выборы сыграли роль катализаторов драматических изменений на постсоветском пространстве (Украина и Киргизия, ранее — Грузия). Этот прежде периферийный с точки зрения влияния на мировые дела регион оказался законодателем мод — «цветные революции» прокатились по земному шару от Ливана и Зимбабве (там тоже выбирали) до Израиля, где поселенцы маршируют против Шарона с оранжевыми ленточками.
В 1990-е годы много говорили о том, что в прошлое канула эпоха классических диктатур: мол, автократам, которые хотят оставаться «рукоподаваемыми», отныне приходится подтверждать свои полномочия посредством хоть каких-то избирательных процедур. Но если тогда «цивилизованный мир» удовлетворялся формальным следованием демократическим нормам, то теперь наступил новый этап: управляемые и заранее запрограммированные выборы не считаются легитимными. Любопытно ставят вопрос два известных западных исследователя Восточной Европы — британец Тимоти Гартон Эш и американец Тимоти Снайдер. В недавней статье в журнале The New York Review of Books, они призывают «начать открытую дискуссию об основных нормах, регулирующих внешнее, преимущественно финансовое вмешательство, осуществляемое в целях поддержки демократии», наподобие той, что ведутся «по поводу критериев военного вмешательства по соображениям гуманитарного или иного характера». Применительно к Украине авторы считают, что американское вмешательство было оправданным и «укладывалось в морально допустимые пределы», российское же далеко выходило за них.
Сезон 2004/05 усилил уже появившееся раньше ощущение того, что понятие «демократия» приобретает все более инструментальный характер.
Как бы то ни было, значение избирательных процессов в мировой политике за последние месяцы возросло, причем, как показывает ситуация в ряде бывших советских республик, выводы делаются отнюдь не в пользу укрепления демократических институтов. В словосочетании «управляемая демократия» совершенствованию, по мнению многих лидеров, подлежит не вторая, а как раз первая составляющая: не больше демократии, а больше управления.
Интеграция. В силе демократии убедились и те, кого давно считают образцами в данной области — правительства стран Европейского союза. Их стремление поуправлять интеграцией во имя ее ускорения (и всеобщего блага) натолкнулось на непонимание населения, а зачем, собственно, это нужно? Интеграционные проекты, лейтмотив эпохи глобализации, наталкивались в истекшем сезоне на разнообразные трудности. ЕС, самому успешному из подобных проектов, предстоит период размышлений о будущем и попыток восстановить внутренний баланс. Почти затихла риторика о «большом Ближнем Востоке», под аккомпанемент которой проходил сезон-2003/04. Хотя политический процесс в Ираке продвигался более успешно, чем предрекали пессимисты, очевидно, что всю территорию от Аравийского полуострова до Индостана не потянут даже такие могучие демократизаторы, как Соединенные Штаты, а серьезных помощников у них не появилось.
Наконец, Россия устами своего президента официально подвела черту под главным интеграционным начинанием прошлого десятилетия: миссия СНГ сведена к цивилизованному разводу, стало быть, она практически выполнена. После событий на Украине совсем затуманились перспективы eдиного экономического пространства, которое мыслилось как прообраз нового объединения.
Вообще, желание России играть роль центра притяжения пошло на убыль. К концу сезона оживление наступило на центральноазиатском направлении, но непонятно, готова ли Москва вновь реально вовлекаться в большую геополитику или просто хочет напомнить американскому колоссу, что ее рано списывать со счетов.
Мироустройство. Предстоящие два месяца станут решающими для реформы ООН — попытки вдохнуть новую жизнь в крупнейшую международную организацию, Устав и структура которой до сих пор отражают мировое устройство образца 1945 года. Несмотря на то что ооновское руководство на этот раз действительно предприняло серьезные шаги по трансформации, надежды на успех тают. Пятерка великих держав, обладающих, согласно ныне действующей системе, монополией на влияние (постоянные члены Совета Безопасности ООН), явно не горит желанием расставаться со своими привилегиями.
Абсурд ситуации заключается в том, что просто сохранение статус-кво, а следовательно, и желанных привилегий, невозможно: если не договориться о сколько-нибудь существенных реформах, ООН просто утратит свой авторитет вместе со значительной частью финансирования.
Из трех крупнейших доноров организации первый (Соединенные Штаты) вообще не видит катастрофы в том, что ООН может повторить судьбу Лиги наций, а у второго и третьего (Японии и Германии) нарастает раздражение нежеланием основателей допускать кого-либо в элитарный клуб.
Другой клуб, «большая восьмерка», был отправлен в нокдаун террористами, которые приурочили к его заседанию одну из самых громких акций, да и вообще состояние отношений между мировыми лидерами, как и политическая ситуация многих из них, мягко говоря, оставляет желать лучшего.
Надежды на то, что «восьмерка» возьмет на себя роль неформального мирового управляющего, высказывавшиеся пару лет назад, явно не оправдались.
Россия. В минувшем сезоне постсоветское пространство в прежнем понимании этого слова прекратило свое существование. Объединять страны в некую общность только на том основании, что некогда они входили в состав одного государства, более не имеет смысла. Во-первых, различий теперь больше, чем сходства, а во-вторых, прежний безусловный центр притяжения (Москва) стремительно утрачивает этот статус.
Если не брать очевидных провалов, таких, как крайне неудачное вмешательство на Украине, и абстрагироваться от публичной риторики, создающей дымовую завесу над действительным положением дел, то в целом российской внешней политике удавалось сохранять сбалансированный курс и добиваться большинства поставленных целей. Постимперский процесс вступил в новую стадию осознания реалий, хотя усваиваются они с большим трудом. Из украинского фиаско были сделаны выводы: Москва стала очень осторожной в попытках внешнего влияния, на вооружение взят принцип предельного прагматизма и экономизации отношений.
Это не означает, что Россия окончательно смирилась с утратой позиций в соседних странах, но явно решено сделать паузу.
По крайней мере до тех времен, когда новые власти растратят свою революционную популярность и оппозиция получит новый шанс. Тем более что деятельность нынешних победителей дает основания предполагать подобный сценарий.
На межгосударственном уровне Россия сохранила конструктивные отношения с ведущими мировыми державами. На европейском направлении формально даже сделан шаг вперед (дорожные карты по «четырем общим пространствам»), а резко критическая риторика в адрес режима Путина, звучащая в Соединенных Штатах и Европе, не сопровождалась соответствующими официальными шагами. Принципиально важные для Кремля события, такие, как съезд гостей со всего мира в Москву на шестидесятилетие Победы или подготовка к председательству в «восьмерке» в будущем году, в целом проходили так, как планировало российское руководство, хотя и в очень для него нервной обстановке. А ситуация на сырьевом рынке способствовала повышению интереса внешних партнеров к энергетическому потенциалу России, который в их глазах компенсирует многие изъяны демократии.
Тем очевиднее разрыв между в целом позитивным развитием взаимных контактов России и Запада и все более негативным восприятием друг друга.
Имидж российской власти в мире из просто неважного превратился в резко отрицательный, а в России возобладало крайне подозрительное отношение к Западу, в основе которого лежит крепнущее убеждение в сознательной злокозненности последнего. Стороны не хотят понимать друг друга, причем спасительные темы терроризма и энергобезопасности, которые два-три года назад не вызывали особых разногласий, теперь, после Беслана и дела ЮКОСа, тоже стимулируют противоречия. Когда же речь заходит о гуманитарных вопросах и принципах демократии, то тут между Москвой и столицами ведущих западных держав разверзается настоящая бездна. И речь уже идет не о ее преодолении, а о том, до какой степени и по каким темам мы можем сотрудничать при наличии подобной пропасти.
Перефразируя часто цитируемое высказывание канцлера Горчакова о том, что «Россия сосредотачивается», можно сказать, что сегодня «Россия затаилась». Внутренняя неопределенность со стратегическим направлением развития (горизонт планирования исчерпывается 2008 годом, с которым ничего не понятно) сочетается с неуверенностью в своей способности добиваться целей на внешней арене (после ряда болезненных поражений). Добавьте сюда разочарование в партнерах, которые, как представляется многим, откровенно пользуются слабостью России.
Все это делает Москву подозрительной и осторожной, но одновременно формирует подспудное стремление к реваншу.
Если это стремление и воплотиться в реальность, то прежде всего не на внешнем, а на внутреннем фронте. Потому что внешние возможности России еще долго будут ограничены по объективным причинам мирового соотношения сил, а вот внутри чувство национального унижения может оказаться очень даже востребованным.
