Цивилизация
Помнится, очень нравилось мне в десятом классе с завываниями читать блоковский стих о куцей конституции и пьяней вина пьяных поэтов. Исключительно назло заслуженной учительнице советской литературы. Чтоб знала: за всемирный запой мне ни сталинского, ни брежневского основного закона не жаль.
Понятное дело, Алексан Лексаныч пропивал во время сочинения сего шедевра свежее папенькино наследство и вьюга целовала его со всей мыслимой любовью и нежностью (вот всех бы так…). Но основную мысль все равно соврать не мог: поэты могут и должны жить вместе. И не миновать им промеж собой договориться, несмотря на все привходящие перипетии. Просто потому, что язык у них один, и понять им друг друга проще, чем, скажем, актерам, фокусникам или политикам.
Главный египтянин постсоветского Союза товарищ Церетели решился воплотить мечту Блока в жизнь. И соорудить квартал поэтов, после того как в столице расцветут кварталы художников и музыкантов. Его же скульптурно-организационными усилиями.
Кто-нибудь против? Я лично – за. Могу даже объяснить почему. Мне там уютно будет, у поэтов и художников, не говоря уж о музыкантах. Я приду туда пьяный и вернусь точно такой же. Ничего не услышав, ни о чем не узнав, но отдохнув душой. Музыки я не понимаю, рисовать не умею, даже буриме ни разу в жизни не сочинил, а все равно – как дома. Привык. Как-то так уж получилось, что с поэтами-художниками мне не в пример лучше пилось и разговаривалось, чем с ментами, менеджерами или сантехниками. Может, это что-то химическое?
И плевать я хотел на конкретного исполнителя квартального интерьера – чем, собственно, Церетели хуже любого другого современного деятеля искусств? От Бродского с Неизвестным начиная и неизвестно кем заканчивая, вся эта неразличимая масса, плодившаяся с конца шестидесятых годов, – ну нет в ней ничего более достойного великого Зураба, чем он сам. Петр Первый, говорите? Весь ландшафт, говорите, изничтожил? Да пусть себе. Если сложить в стопочку какие-нибудь «кыси» и «голубые салы», то кто еще выше над Москвой вознесется… А вреда для общественного сознания не больше и не меньше. Так что выбирать тут не из кого. И незачем. Главное — чтоб квартал воздвигся. И не обанкротился враз, за жилищно-коммунальные услуги расплачиваясь.
А уж поэты его как-нибудь обживут – им ведь по большому счету, как и мне, все равно. Что Гауди, что Герострат, что Церетели.
Поэт – он ведь разгильдяй. Он убогий, сумасшедший и больной. А заодно и нищий.
Я гений – нет денег.
И если он, случаем, не дизайнер или сатирик (а это в нынешней России гораздо больше, чем просто поэт), то ничего ему, кроме ежеквартального запоя, и не обломится.
И что делать с этим ублюдочным веянием нового времени, ума не приложу. Так не было и так не должно быть.
Я – Маг и Воин, конквистадор.
Тяжелый панцирь, меч двуручный,
Конь верный, спутник неразлучный –
Никто не знает, что нам надо.
Я предал всех своих владык,
Я ото всех церквей отлучен,
Мой долгий путь любому скучен.
Я к одиночеству привык.
Я враг всему, что может драться, –
Ни от кого не жду пощады.
Я мертв. Мне нечего бояться.
Я – Маг и Воин. Конквистадор.
Так писал мой старинный друг, когда у поэтов и художников еще не было надобности в собственном квартале, когда они жили поперек всей Москвы, не привязываясь к одной только Сретенке или переулку Неждановой, а зная лишь неумолимую надобность тут-так-теперь существующей общности.
Воскресить ее невозможно, но если изготовить маленькую, высочайше дозволенную резервацию… Отчего бы и нет? Какая, собственно, разница поэту, что уничтожать — один квартал или целое мироздание.
