Цивилизация
Я вспомнил о нем совершенно случайно – после долгого спора с приятелем о том, где же лучше провести отпуск: кувыркаясь в байдарке посреди Финляндии, ловя украдкой форель на Плитвицких озерах, переплывая с Корфу на Киферу и обратно, в национальном парке на севере Португалии или попросту на даче, которой у меня, например, нет как и не было.
И вдруг прямо перед глазами возникла его фигура, на которой в беспорядке болтается рюкзак со спиртом, чаем, табаком и книжками, этюдник, ружье, удочки, подзорная труба для наблюдения за звездами и запасные кеды. Куда он направляется – совершенно несущественно, поскольку он в любом месте все равно будет дома. Но самое главное, он радостно улыбается. Просто так. Возможно, вспоминает забавную нестыковку в выкладках Лукасевича-Тарского. Возможно, предвкушает встречу с карасиками в далеком костромском пруду. Мне бы очень хотелось проверить эту его знаменитую улыбку на встрече с представителем консульского отдела посольства Великобритании или турецко-чеченских террористов. Но что-то подсказывает мне, что если б он был – не в виде фантома, а во плоти, то и самые вредоносные итальянские бюрократы или греческие землетрясения не смогли бы опечалить его настолько, чтобы он перестал радоваться жизни.
К сожалению, нельзя сказать, будто он есть. И в изобилии водится на нашей (или сопредельной) территории. Но так же несправедливо было бы утверждение его принципиального отсутствия в природе. Лично я могу насчитать по совокупности (из почти девятисот лет общей жизни меня, моих друзей и знакомых) порядка двух-трех лет реального существования подобного персонажа.
Физиономия его может показаться слегка вычурной, но оттого она не станет менее вещественной и жизненной. Еще раз повторюсь – я его действительно видел. И даже как-то раз ездил с ним на охоту. Вот его примерный портрет.
Прежде всего – он поэт. Но не тот полубезумный, истерический, самовлюбленный творец, которого обычно рисует наше воображение. Нет, он вполне ироничен, особенно по отношению к себе, и пишет по преимуществу небольшие, слегка философические вирши, не лишенные чувства юмора, симпатии к алкоголю, девушкам и смене времен года. Впрочем, в его понимании поэт обязан еще рисовать, лепить из глины, ковать чего-нибудь железного, уметь плотничать и петь песни.
Во-вторых, он атлет. Что совершенно не подразумевает обильную мускулатуру и регулярные занятия фитнессбилдингом. Но стандартные портвешистские упражнения наподобие подъема троллейбусного колеса на четвертый этаж другу в подарок, или вскарабкивания по балконам на восьмой этаж к любимой девушке с цветами в зубах, или забег до соседней деревни с умирающим без опохмелки другом на плечах – такие вот обыденные забавы не связаны у него с предельным напряжением всех жизненных сил.
В-третьих, он книгочей и философ и перечел всю обязательную портвешистскую литературу – от китайских поэтов до Гегеля с Геделем. Не обременяя, впрочем, свой ум этими знаниями, а извлекая их лишь при необходимости – то есть на дружеских пирушках.
И самое главное, он часто и с удовольствием бывает нетрезв:
Поэты пьют портвейн и знать про мир не знают.
Им, гениям, природа дозволяет.
Не сказать, чтобы это были его любимые строки, но он никогда не забывает их – ведь он не пьяница, а просто «славный выпивоха»:
Скажи, когда бы небеса не возлюбили вдруг вино –
Могло ль созвездье винных звезд на небо быть вознесено?
Наконец, он все еще относительно молод – не старше 32 лет. Что не отменяет его намерения дожить до 100–120. Но и не обязывает его заботиться о своем здоровье в ущерб радостям жизни.
«Господь хранит своих дураков и своих поэтов на своих путях», — приговаривает он, ввязываясь в очередную дурацкую авантюру или вываливаясь из нее в теплую компанию друзей.
Таков он – любитель портвейна, стихов и радости. Но черт меня возьми, почему же этот милейший человек куда-то запропастился? Неужели нынешний мир настолько серьезное и удручающее мероприятие, что этому персонажу стало совершенно нечего здесь делать? Или это я сделался к сорока годам абсолютно невосприимчив к хорошему и, затуманив свой рассудок ежедневной жизнью, уже попросту не вижу его?
И, кстати, дурацкий вопрос, который мучает меня уже второй день: неужели, если я отправлюсь не в Порту, Севилью и Барселону, а на Кен-озеро (с рюкзаком, ружьем и этюдником), неужели я его встречу? Вот глупость-то какая получится…
