Пророчество Генри Киссинджера

В своей последней статье Владимир Путин, разобравшись с коварными планами США, самонадеянно возжелавших неуязвимости, внезапно сообщил: «Недавно у меня состоялась беседа с Генри Киссинджером (встреча состоялась 20 января в Доме правительства – А. К.). Мы с ним встречаемся регулярно. И я полностью разделяю тезис этого большого профессионала о том, что в периоды международной турбулентности тесное и доверительное взаимодействие Москвы и Вашингтона особенно востребовано». А мы-то, признаться, думали, что в периоды турбулентности именно взаимодействие Москвы и Вашингтона как раз и не востребовано… Прозвучало это замечание, противоречившее всем сказанным, точнее, написанным ранее воинственным словам, примерно как реплика Воланда по поводу его завтрака с Кантом: «Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

По-человечески понятна гордость кандидата в президенты – не с Зюгановым же старик Киссинджер встречается, а с Путиным. Но достаточно поверхностного знакомства с биографией бывшего госсекретаря, которого один из его израильских партнеров и бывших учеников как-то справедливо назвал лучшим министром иностранных дел века, чтобы понять: Киссинджер для решения практических задач и формулирования теоретических выводов готов встречаться хоть с дьяволом непосредственно в преисподней. С обезоруживающей улыбкой, прямым умным взглядом, орнаментированным дорогими очками, безупречно одетый, элегантный как рояль, в классическом темно-синем костюме, он равно легко протягивал руку и Брежневу, и Чжоу Эн Лаю, и арабским королям, и израильским лидерам, и, извиняюсь, Александру Руцкому. Однажды он от избытка чувств расцеловал Голду Меир, так старуха переиграла его по части остроумия, в котором Киссинджер необычайно силен: «Я думала, вы целуетесь только с Ясиром Арафатом».

Так что нет ничего удивительного в том, что Генри (в доамериканской юности – Хайнц) сердечно приветствует коллегу Путина, отечески похлопывая его левой рукой поверх правой.

Просто, в отличие от большинства представителей российского населения, утомленного двенадцатилетним мельканием образа вождя, Путин интересен Киссинджеру как редкий экземпляр в его уникальной коллекции мировых лидеров, диктаторов и демократических правителей.

Только не надо думать, что Киссинджер большой почитатель талантов нашего бывшего-будущего президента. Тогда надо будет признать, что с Леонидом Ильичем его связывали куда как более близкие отношения. Однажды Киссинджер просил передать советскому представителю в ООН Якову Малику, чтобы тот особо не выпендривался: «Его Брежнев целовал в губы? А вот меня целовал». Генсек был до такой степени уверен в благорасположении к нему Киссинджера, что даже свозил его в Завидово на охоту на кабанов с деревянной вышки. А госсекретарь оставил в своих классических трехтомных мемуарах проницательные, прохладно-естествоиспытательские, почти энтомологические замечания о Брежневе, отметив, в частности, его странную манеру во время беседы куда-то удаляться и чрезвычайно нервно курить. Однажды Брежнев не начал разговор, прежде чем не наладил у себя в кабинете игрушечную пушку. Каково было вести с ним переговоры после всего этого? И ничего, Киссинджер брал и не такие крепости – одни вьетнамские и палестинские товарищи чего стоили…

Так вот в первом томе («Годы в Белом доме») тех же мемуаров есть примечательное рассуждение Генри Киссинджера о том, что

ни один советский лидер не решил проблему мирного преемничества: вожди или умирали на рабочем месте, не покидая своего поста, или уходили в результате чего-то вроде государственного переворота: «Репутация ни одного советского лидера, кроме Ленина, не пережила его смерть».

Эти строки написаны, естественно, до горбачевской перестройки, первый том мемуаров увидел свет в 1979-м, поэтому бывший госсекретарь еще не знал, что и репутация Ленина окажется развенчанной.

Ведь действительно. Сталин переиграл и изолировал Ленина – фактически его приход к абсолютной власти был внутрибольшевистским переворотом. Хрущев не оставил от репутации Сталина камня на камне. Как говорила на XXII съезде партии старая большевичка Дора Абрамовна Лазуркина, обосновывая вынос тела генералиссимуса из Мавзолея: «…нашему хорошему, прекрасному Владимиру Ильичу, самому человечному человеку, нельзя быть рядом… со Сталиным». Далее в стенограмме реплика Хрущева: «Правильно!» И натурально бурные, продолжительные аплодисменты.

Октябрьский, 1964 года, переворот покончил и с репутацией Хрущева, вошедшего в историю в качестве «волюнтариста» (Джабраил из «Кавказской пленницы», 1966 год: «В моем доме попрошу не выражаться»).

Горбачевская перестройка покончила с репутацией, и без того не блестящей, Брежнева. (Оставим в стороне слишком стремительную, как «Формула-1», гонку на лафетах товарищей Черненко и Андропова, лишь подтвердившую тезис Киссинджера о смерти на рабочем месте.)
Спустя несколько лет Ельцин буквально вынудил Горбачева оставить ему свое кресло.

Не прошло и десятилетия, как Ельцин добровольно покинул свой кабинет и произнес, будучи одетым в пальто и зимнюю шапку, неловкие, но вошедшие в историю слова: «Берегите Россию!» Путин уже тогда умел прекрасным образом справляться с лицом, хотя все равно было видно, что он немного волнуется.

Путинская эра стала временем безжалостной дискредитации Горбачева и Ельцина.

Медведев 24 сентября решил не ждать суда своего бывшего и будущего патрона и поспешил превентивно дискредитировать сам себя.

Страшно подумать о мести истории. О том, что станет с репутацией Путина, над которым уже сейчас открыто и весьма изобретательно смеется образованный класс России, еще через шесть лет. Ему предстоит продолжить неувядающую линию дискредитированных вождей России, напророченную Киссинджером.

Вероятно, нормальная жизнь в нашей стране начнется ровно тогда, когда пророчество Генри Киссинджера перестанет действовать, когда на покой уйдет, не задержавшись на долгие десятилетия, популярный и честный лидер. При этом он не будет смещен своими же товарищами, не скончается в разгар трудов праведных и не станет цепляться за власть до побеления в пальцах, а с энтузиазмом займет, например, профессорскую кафедру.

То-то заживем!