Цивилизация
Политический авторитаризм все-таки способен затормозить экономический рост в России, раскрутить маховик инфляции и приостановить приток инвестиций. В январе 2005 года власть, хотя она и не хочет верить своим глазам, проснулась в другой стране, густо засыпанной пустотелой пиротехникой, где бороться нужно уже не за удвоение ВВП, а за увеличение социальных расходов, не за 8-процентную инфляцию, а хотя бы за сохранение ее на уровне 2003-2004 годов. И это только начало. Потому что политические заморозки провоцируют разморозку экономики — она плывет, тает, снег перемешивается с грязью и образует мерзкую жижу, чья инвестиционная привлекательность весьма сомнительна.
Что же, эксперты, причем не из нынешнего Минсоцздрава, предупреждали: авторитаризм опасен для здоровья экономики, и им не следует злоупотреблять обществам, носящим под сердцем реформы. Одним из таких пророков оказался Егор Гайдар, а предупреждение содержится в его новом фундаментальном труде «Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории». (Фрагменты книги были опубликованы в «Газете.Ru--Комментарии» — Ред.)
Собственно, архитектор российских реформ выступил в роли историка — «пророка, предсказывающего назад». Копнув поглубже пласты экономической истории, он обнаружил там корни современных российских проблем.
Один из ключевых тезисов Гайдара-историка сводится к тому, что режим «закрытой демократии» несовместим в течение длительного времени с экономическим благополучием. Тезис спорный, и с Егором Тимуровичем в «Газете.Ru-Комментарии» по этому поводу весьма фундированно дискутировал Владимир Кунов. Однако в порядке дальнейшей полемики мне хотелось бы заступиться именно за этот тезис директора Института экономики переходного периода, той самой экономики, чье существование сверх всякой меры затянулось на бескрайних евразийских просторах, не изобилующих инженерной и социальной инфраструктурой. Представляется, что правоту Гайдара подтверждает не только логика экономической истории, но и ежедневные ленты новостей — экономических и политических.
Казалось бы, что экономическая политика российских властей в последние годы была вполне адекватной. В частности, это касалось заклинаний, многократно повторенных, по поводу диверсификации экономики и — буквально в последнее время — развития инноваций и информационного сектора. Каждому из подобного рода начинаний власть пыталась придать статус национального проекта, а удвоение ВВП претендовало на роль государственной идеологии (вечно у нас инцестуально путают интересы нации и государства!).
Однако Егор Гайдар пару лет тому назад, судя по всему, сильно обидел высшее руководство, когда обратил внимание на то, что в современном экономическом росте принципиальное значение имеет качество, а не количество. Кроме того, он указал на то, что восстановительный рост всегда бывает поначалу быстрым, а потом затухающим, и дальнейшее достижение масштабных числовых показателей возможно только за счет бессмысленной мобилизационной политики. Устойчивость же роста достигается не благодаря максимально большому количеству чекистов на квадратные метры кабинетов Старой площади, а с помощью набора структурных реформ, характерных для постиндустриальной эпохи.
В то время бывший глава первого правительства реформ уже работал над книгой «Долгое время» и как раз выполнял роль «пророка, предсказывающего назад»: изучал аналогичный скверный опыт 20-х годов XX века: масштабный рост, его постепенное затухание и сворачивание НЭПа. В то время непонимание экономической природы роста спровоцировало ужесточение политического режима и отказ от рациональной экономической и финансовой политики. «Попытки увеличивать капиталовложения, чтобы форсировать экономический подъем, привели в 1925–1926 годах к дестабилизации денежного обращения, росту цен, появлению товарного дефицита, — пишет Гайдар. — Тогда, несмотря на эти негативные явления, резервы хозяйственного восстановления еще сохранялись. И советское правительство искало выход из сложившейся ситуации в обеспечении баланса денежного обращения, в преодолении инфляционных тенденций. В 1927–1928 годах новая попытка подстегнуть экономический подъем проходит на ином фоне: основные резервы восстановительных процессов исчерпаны, темпы роста падают». Печально констатировать, но именно по этому пути — впрочем, с учетом некоторых конкретно-исторических нюансов, Россия сейчас и идет, словно бы подтверждая тезис о цикличности истории.
Спасти ситуацию не могут ни в принципе правильные меры, которые, не будучи смазанными маслом демократии или хотя бы масштабной общенациональной дискуссии, только вредят государству и обществу (монетизация льгот), ни высокая квалификация чиновников, работающих в финансово-экономических министерствах.
Правильные реформы, подкрепленные работой умелых чиновников и экспертов, дают результаты только в демократической среде с неимитационным разделением властей и в таких правовых режимах, где права собственности надежным образом защищены.
Суррогатам политических институтов, пустой квазилиберальной экономической риторике, притворным демократиям рынок не верит. Он, разумеется, пытается адаптироваться к предлагаемым политическим обстоятельствам, но физически не может нормально развиваться, пусть над ним и колдуют настоящие мастера уровня Кудрина, Вьюгина, Игнатьева, а экономическим образованием государя занимается Илларионов.
В обстоятельствах притворной демократии все эти действия, пассы, лекции действуют только в краткосрочной, максимум среднесрочной перспективе.
Всяким реформам свое время. И у всякого времени есть своя повестка реформ. Если опоздать с ними, их социальная цена многократно увеличивается, и тогда никакие ретроспективные ссылки на олигархов (а также ссылки олиграхов) и правые партии не помогут.
Повестка, которая в силу социальных, экономических и, что важно, демографических обстоятельств помещалась в окне возможностей первого, максимум второго срока Путина, — это раздел 4 книги «Долгое время» под названием «Ключевые проблемы постиндустриального мира»: новая политика в сфере миграции, государственной нагрузки на экономику, пенсионная реформа, модернизация систем образования и здравоохранения, трансформация системы комплектования вооруженных сил, преодоление вызовов, угроз и соблазнов «закрытой» и «управляемой» демократии. Неспособность последовательно исполнять эту повестку лишь усугубляет отставание России от всего остального мира. Невозможно догонять всякие там Португалии, не говоря уже об Америках, ковыляя в портянках на босу ногу, с растущей нагрузкой на госбюджет, без работоспособных трудовых ресурсов, с незащищенным предпринимательским сословием и риторикой холодной войны на задыхающихся устах.
Это — подготовка ко вчерашней войне с Западом, которая уже проиграна, и участие в социалистическом соревновании, а не глобальной конкуренции. Егор Гайдар цитирует графа Витте: »…в конце XIX и начале XX в. нельзя вести политику средних веков. Политики и правители, которые этого не понимают, готовят революцию, которая взрывается при первом случае, когда правители эти теряют свой престиж и силу».
А вот еще один урок от Гайдара: «Вся история Советского Союза — наглядное свидетельство того, какую цену приходится платить за устранение оппозиции и инакомыслия. Речь идет не только о потере человеческих ресурсов, но и о том, что при отсутствии эффективных демократических механизмов с течением времени в социально-экономической и экономической структуре возникают склеротические элементы, исчезает гибкость, способность к адаптации».
Демократия — это не вздохи на скамейке, не прогулки при луне и не архитектурное излишество в виде лепнины на потолке квартиры в сталинском доме. И даже не орудие в тонких пальцах президентского спичрайтера, извлекающего из клавиатуры несуществующие миры. Это необходимое условие нормального функционирования экономики, очень прагматичный, вполне прикладного смысла инструмент, позволяющий проводить реформы.
Власть, похоже, удивляется самой себе: почему от разговоров об отказе от сырьевой модели развития российская экономика не диверсифицируется, а, напротив, все больше напоминает свою старшую сестру — экономику советскую, менявшую нефть на еду, технологии, зерно?
Потому что для реальной диверсификации нужна реальная демократия и неизменяемый правовой режим. Сырьевая же модель, при всей ее многолетней устойчивости в государствах советско-бахрейновского типа, во-первых, все равно заканчивается, во-вторых, не работает в обстоятельствах постиндустриального догоняющего развития. Торгуя нефтью, имеет смысл задаваться не только вопросами типа «Кто виноват?» и «Что делать?», но и пастернаковским «Какое, милые, у вас тысячелетье на дворе?». Ответ отрезвляет.
Используя рецепты развития мобилизационных экономик, делая ставку на добровольно-принудительное частно-государственное партнерство и назначенные высочайшими указами национальные проекты, подчиняя государству максимально большое число секторов и отраслей, а тем самым медленно перерезая горло курице, несущей золотые яйца, власть отказывается от победы в капиталистическом соревновании. А замедление, затухание, проблемы — вот они, стучатся в ворота. И их организовала отнюдь не мировая закулиса, мечтающая видеть Россию слабой. Далась ей слабая Россия, которая теперь, после всех прелестей 2004 года, со своим рублем еще и настоится…
Окно возможностей, о которых так часто говорили либералы, чья историческая миссия закончена (В. Ю. Сурков), постепенно закрывается. Похоже, у России осталось не так много времени, чтобы «преодолеть дистанцию, отделяющую… от лидеров, сохранив шансы на долгосрочно устойчивые темпы экономического роста» (Е. Т. Гайдар).
