Прощай, любимый жанр

Признаюсь в страсти, постыдной для культурного человека: я люблю американские боевики и их героев. Брюса Уиллиса считаю лучшей компанией для вечернего расслабляющего стакана – пока он там прыгает в «видике», стреляет, скосившись и надув небритые щеки, и хмуро острит, на мою душу снисходят покой и умиротворение. Я симпатизирую также Стивену Сигалу, Ван Даму и даже иногда снисхожу до получившего титул худшего актера века бедного Сильвестра. Томми Ли Джонс очарователен. Хороши также Курт Рассел, Рутгер Ауэр и не гнушающийся жанра великий Роберт де Ниро. Француз Жан Рено тоже вполне по заслугам попал в команду... Словом, как вы уже, видимо, поняли, я насмотрелся этого добра будь здоров.
       Открою еще один секрет: я люблю все эти «захваты-2» и «трудные мишени» не просто как последовательность хорошо скомпонованных картинок и демонстрацию балетных возможностей хороших актеров, вскидывающих ноги и кувыркающихся почище любого каскадера. Мне, прости меня, Господи, нравится идейное содержание. В девяти таких фильмах из десятка оно элементарно, но, возможно, именно поэтому чрезвычайно привлекательно для меня. Вот суть: хорошие парни, good guys, выступающие на стороне свободы, частной собственности и прав человека, всеми силами и средствами «мочат» плохих, bad guys, то есть советский КГБ, арабских террористов, бывших или настоящих нацистов, террористические режимы «третьего мира», уродов с манией мирового господства и прочую мерзость. Поскольку все перечисленные гады отвратительны и мне и поскольку я убежден, что договориться с ними невозможно, а можно только хорошо им врезать, я, лежа на диване и понемногу убавляя звук стрельбы ближе к полуночи, испытываю глубокое моральное удовлетворение.
       Точнее, испытывал. Потому что новый геополитический расклад и диктатура политкорректности поссорили меня с любимым искусством. Никаких возражений не вызвало у меня появление некоторое время назад в каждой команде борцов за идеалы свободного мира представителя афроамериканского меньшинства. Эти очаровательные ребята вроде Уилла Смита бегали и стреляли ничуть не хуже бледнокожих братьев и даже добавляли незатейливого юмора в изделие. Следом за ними в драку полезли дамы, и это мне уже понравилось меньше. Я не люблю, когда девушка колотит направо и налево руками и ногами, я не верю, что мужественный главный герой может влюбиться в такого бесполого, хотя и смазливого лейтенанта (к тому же, как правило, и наиболее сообразительного в группе). Но пришлось смириться – против их феминизма не попрешь, а то врежут как поганой мужской шовинистической свинье.
       Но тут начала коренным образом меняться и комплектация плохих парней. Кагэбэшники в соответствии с реалиями жизни стали бывшими, но не сделались от этого лучше, зато к ним добавилась русская мафия. Говорящий по-русски с диковатым акцентом два слова — «давъай!» и «зука!» — урод по фамилии Булкофф или Ростофф стал главным носителем зла. В принципе против русской мафии на экране я ничего не имею, в качестве главного негодяя Булкофф ничуть не хуже и не лучше, чем Голдфингер или какой-нибудь садист О'Гризли из «Ирландской республиканской армии». Более того, я живу в центре Москвы, не раз по ночам слышал автоматные очереди и взрывы, а наутро проходил мимо обгоревших мерседесовских скелетов, так что к русской мафии отношусь без иллюзий. Но тем не менее начал ощущать некоторый перебор. Куда делись те же неистовые ирландцы и бесноватые люди Каддафи, радовавшие меня своими выходками в фильмах 80-х — начала 90-х? Их почти полностью заменили русоволосые молодцы, набранные среди болгарских и словацких голливудских статистов, чего-то орущие как бы по-русски и зверствующие так, что никаким якудзам не снилось. Я почувствовал, что здесь что-то не так – все же история с Bank of New York кое-чем отличается от взрыва торгового центра в Нью-Йорке же, но решил терпеть. В конце концов, ничего не поделаешь: если китайцы, иракцы и ливанцы, сербы и ирландцы, итальянцы и даже просто американцы бывают в таком кино негодяями, то почему бы не быть русским? В конце концов, мы тоже часть мира, мы уже влились в цивилизацию и все продолжаем вливаться...
       Однако тут произошли известные события. Некоторые борцы за свободу маленькой горной страны начали все шире разворачивать свою борьбу. Они захватывали заложников в больницах и школах, взрывали вокзалы, рынки и дома, воровали нефть и людей, отрезали головы, за которые не могли получить деньги, и продавали наркотики, за которые получали деньги на свою «святую борьбу». В ответ государственные силы наиболее страдающей от этого страны начали действовать так, как всегда действуют государственные силы: неловко, нерезультативно, с чудовищным превышением необходимой жесткости, кроваво и бестолково. Это стало настоящей, неголливудской трагедией – как было во Вьетнаме, Ольстере и Афганистане, в Панаме и Гренаде, в Турции и Палестине... Впрочем, истинный ужас перечисленных исторических эпизодов не мешал американцам некоторое время спустя, а иногда и очень оперативно (например, по следам боснийской бойни) снимать на облегченном до пенопласта материале этих конфликтов очередные actions.
       Казалось бы, вот она, новая фактура. Чем Хаттаб хуже Карлоса, чем ваххабиты лучше «Хамаса», чем отличается «Армия генерала Дудаева» от «Роте армее фракцион»? Для России Чечня – реальный кошмар, гробы и безысходность. Но для умелых и лишенных предрассудков заокеанских сценаристов и режиссеров чем не фон боевика? Почему Стивен Сигал до сих пор не освобождал заложников в русском городе Buzzinovsk, разметая сотни чернобородых бандитов одной левой? Почему Рутгер Ауэр не выходил на одинокую охоту за опасным безумцем Badaeff и не засовывал ему гранату в рот в последнем кадре? Почему набор негодяев не увеличился за счет chechnia terrorists?..
       О, политика, черт бы ее взял! Она отняла у меня вечерний отдых. Я больше не смотрю американских боевиков, потому что понял: они то же самое, что наши политико-аналитические программы, только тамошние киселевы и доренки бегают и стреляют лучше. Но это не снимает пропагандистского заряда. Если уж совсем заскучаю, пересмотрю в десятый раз «Последнего бойскаута» — там еще все было по-честному.