Цивилизация
Сейчас Страстная неделя, и я живу в окружении событий, составляющих содержание моей православной веры. И мне страшно очень, особенно вот в три этих дня, в Страстную среду, Страстной четверг и Страстную пятницу – дни предательства, суда и Распятия.
Множество существует неверующих вовсе, много таких, кто говорит, что, конечно, Бог есть, но не в такой форме, а вот в другой; есть активные противники христианства как такового, есть просто равнодушные к нему – всякие, всякие есть.
Но ни один из нас не станет спорить с тем, что умирать придется, что естественный конец всякой жизни – ее прекращение. Психологически с этим невозможно смириться, и каждый человек сам приспосабливается, сам уговаривает себя, чтобы продолжать жить и радоваться жизни несмотря ни на что. А что там будет потом – так это будет потом.
Врачи-реаниматологи, чаще прочих врачей и людей имеющие дело с удивительным и таинственным явлением — последней чертой жизни, все как один говорят, что верующие переступают через эту самую черту гораздо легче, нежели неверующие; они не мучаются и довольно-таки часто уходят с улыбкой на губах. Не цепляются за жизнь, проще говоря, спокойно идут к Тому, в Кого верили все короткое время моментально промелькнувшей жизни.
Мне несколько раз приходилось участвовать в беседах, нет, даже спорах по поводу того, насколько соответствуют действительности тексты Евангелий. Я бывал даже и бит в таких спорах: знаний мне не хватает, а люди очень любят разбираться в истории, очень увлекаются ею, прошлые события наполняет их жизнь содержанием.
Но мои собеседники, к моему большому сожалению, всякий раз оставляли без внимания один наиболее важный лично для меня аргумент: не так существенны подробности или мелкие неточности – все-таки две тысячи лет прошло! – как важно то состояние, в котором Спаситель оказался перед Своей человеческой кончиной.
Я часто слышал слова типа: «Врачи дали ему четыре месяца». Эта фраза значит просто, что человек скоро умрет и помочь ему уже нельзя. Прогноз иногда сбывается даже очень точно, но как правило – не сбывается. А некоторые люди, узнав о себе такое, начинают бороться за жизнь и умудряются протянуть гораздо дольше.
Но можно ли вообразить себе, что ощущает Человек, Который знает точно, как и когда он расстанется с жизнью? И не просто расстанется, а в ужасных муках, преданный одним учеником, оставленный другими, ославленный всем народом?
Спаситель просил у Отца Своего, чтобы минула Его чаша сия – так Ему было тяжело думать об этом, даже Ему! – что уж говорить о просто людях!
В этом Своем состоянии Он слышит с соседнего креста, где прибит разбойник: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое.
И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.
Вот они висят рядом: Спаситель и разбойник. Оба чувствуют себя примерно одинаково: сил нет никаких, нестерпимо больно, страшно хочется пить — целый день на страшном израильском солнцепеке!
Для меня этот разбойник – один из главных действующих лиц Евангелия. Имени его предание не сохранило, он, кажется, не канонизирован; больше того, жизнь свою, судя по тому, как его казнили, провел в жестокостях и бесчинствах. Разбойник умирает, и перед ним простой и последний выбор: так и уйти, в злобе и разочаровании, – или все-таки попросить о заступничестве.
И этот простой человек, мучась, находит в себе силы обратиться к Спасителю. Он – второй победитель смерти после Самого Иисуса Христа. Он первый среди людей, кто проделал предстоящий нам всем, я надеюсь, путь — от глубокой пучины греха до Царствия Небесного.
