Цивилизация
У нищих слуг нет. Всю ночь на воскресенье молодые люди под присмотром бригадиров размечали белым пунктиром Ленинский проспект, чтобы утром держать правильную дистанцию и составить ровный строй. А проспект — городскую, можно сказать, артерию — перекрыли, почти на сутки заблокировав весь район. Не предупредив аборигенов, потому что если сообщить заранее, что 60 тысяч «Наших» примут эстафету российской независимости, то это, согласитесь, совсем другой эффект. Надо чтобы как кирпичом по голове. Вот, к примеру, моя маленькая дочь. Случись что, я бы до вечера не мог отвезти ее к врачу. Ленинский в этом месте устроен так, что до любой другой улицы с движением идти двадцать минут пешком. И через кордоны милиция пропускала по паспортам. Если ты не в белой майке с красным гимном на спине, а из дома и домой.
Утром эти дети выглядели бодрыми и веселыми. Ночью отводили глаза: «Завтра сами все узнаете», потому что им разнарядкой было велено молчать и от неловкости.
В мае ночью холодно, и их трясло. В обмен на глоток виски, укрывшись во дворе от бригадиров и оставив кого-нибудь от греха на стреме, они сами размышляли вслух, что это, наверное, не очень правильно, что вот люди воевали, а мы теперь за деньги по второму кругу отмечаем День Победы. «Но мы ж бедные студенты». Все из провинции, даже те, кто московские, из студенческих общаг. Одним денег обещали положить на телефон. Другим — бесплатный интернет. Третьим — просто по 30 долларов. Видимо, всем по-разному, кому-то просто предложив посмотреть Москву, кого-то запугав взысканием. Конъюнктура не сложилась еще. На Ленинском они утрамбовывались отряд за отрядом, выстраиваясь как в коллекторе.
Гражданское общество на стадии формирования. Вроде бы ерунда, первый что ли митинг постановочный? У нас ведь с тех пор, как после Беслана общественную солидарность впервые рассредоточили по колоннам и автобусам, людей раз в месяц выводят на улицу с плакатом «За». Тем более что движущим мотором супердорогой массовой акции, весь смысл которой в том, чтобы ее вечером показали в новостях, ничего, кроме коррупции, быть не может. Для эффекта и отчетности — нам не трудно, можем и магистраль на сутки перекрыть.
Всем же ясно, что фуфло, тоже, скажете, диктатура, когда в основе конструктивной, как теперь принято говорить, гражданской позиции всегда подкуп и откат.
Если текст гимна на майке не печатать, то кто ж его будет петь? А чтобы спели напечатанный или даже просто эстафету по обороне России передать, надо немного заплатить наличными. Добавим еще по чирику — они у нас по щелчку танцевать пойдут.
Это не диктатура и не фуфло. Это тяжелый, мрачный эпизод государственного презрения к нации вообще и к конкретным людям, которым отводят роль даже не организованной массовки для выражения показного одобрения генеральной линии, а трехрублевого агитационного плаката в стилистике северокорейских живых картин. Без повода, а просто для контекста — чтобы надели униформу и полчаса, не шевелясь, стояли по пунктиру в ряд. Стоп, снято, по команде разошлись. В туалеты и по автобусам. Жизнь складывается из символов и примеров. Это ведь надо уметь такую штуку организовать с размахом. Взять, так сказать, еще один рубеж общественного разврата. Вот провели акцию на 60 тысяч человек. В следующий раз соберем 200 тысяч и составим из них, к примеру, российский триколор.
Мало Думу или правительство превратить в картон. Еще желательно, чтобы нация была из пенопласта.
Ведь никто ж не против. Это не мелочь и не шутка, а сигнал какой-то уже состоявшейся общей катастрофы. Знак нарушения национального кислотного баланса, что нет ничего, что бы нас объединяло, кроме безразличного согласия, что люди — это такой конструктор. А принятые представления о нормальной жизни и гражданских интересах — это из вечерних телесериалов и литературных хрестоматий для пятого класса.
Недавно в Риме хоронили Иоанна Павла II. Было очень много людей. Один британец жаловался, что, мол, тут в Риме очень трогательная светлая атмосфера порядка и согласия в городе, а вот в его родной Англии так бы вряд ли вышло — народ бы напился и буянил. А у вас как, спрашивает. А у нас вообще по-другому, говорю.
