Цивилизация
Современные политические дискуссии лучше всего описываются старым анекдотом про наркомана и маленького мальчика. Идет, значит, наркоман и видит плачущее в песочнице дите. «Что случилось?» — спрашивает наркоман. «Я колесо потерял». «А, ну, бывает, ну, на тебе колесо», — протягивает таблетку. «Да нет, мне для машинки», — не утихает мальчик. «Так тебе еще и машинку», — с уважением говорит наркоман, доставая из кармана шприц.
Это на самом деле грустная история про то, как один человек хотел порадовать другого человека, но не смог: не удалось договориться о терминах (впрочем, в данном контексте это и к лучшему).
И таких грустных историй без всякой надежды на хеппи-энд у нас в общественно-политической жизни сколько угодно.
Год назад в послании Федеральному собранию Дмитрий Медведев заявил некую либерализацию политической жизни. Были предложены определенные новации в избирательное законодательство. Все проекты стали законами. Теперь избраться куда-либо человеку, не утвержденному системой, намного сложнее. Это порождает некоторое напряжение, объясняющееся тем, что стороны изначально не договорились о том, что имеется в виду под либерализацией.
«Мы хотим в выборах участвовать», — говорит условная оппозиция. «Да сколько угодно», — отвечает условная власть. «Вы же нас не пускаете», — возмущается оппозиция. «Но вы же участвуете, вот смотрите, подписи собирали», — недоумевает власть. «Но в бюллетенях нас же нет!» — «Так вам еще и в бюллетень? Ну, это уж ни в какие ворота!»
На самом деле обе стороны правы. Просто одни понимают под выборами что-то свое, а вторые – что-то совсем другое. Иное по природе, форме и содержанию.
Это, кстати, не то чтобы при нынешних отцах-командирах началось.
В 1996 году Сергей Филатов, бывший глава администрации президента, один из руководителей предвыборного штаба Бориса Ельцина, любил выражаться следующим образом: «16 июня (день голосования) состоятся выборы президента Российской Федерации Ельцина Бориса Николаевича». Небольшая интонационная тонкость, а сразу все понятно. Другой вопрос, что в нынешние времена можно обходиться и без них. Хотя люди, выросшие как политические деятели в те годы, прекрасно понимают значение такого рода интонаций.
Именно поэтому с легкой руки Владислава Суркова появился термин «суверенная демократия». Надо же было как-то обозначить порядок управления страной, который сложился к середине «нулевых». Всем, кто недоволен «зажимом», легко и просто объяснить: это не то, что вы думаете, а элемент «суверенной демократии». Живем теперь именно по этим простым и постоянно изменяющимся правилам. Кто не понял, тот и виноват. Казино в проигрыше не бывает.
К сожалению, обозначить с помощью особого термина особый путь удается не всегда.
Необходимость борьбы с коррупцией не отрицается никем. Только одни имеют в виду, чтобы взяток не брали (сами-то они в это верят?), вторые – наказание политических врагов (эта группа делится на несколько отчаянно враждующих между собой течений), а третьи предполагают наведение хотя бы минимального порядка: чтобы брали все по чину, а не больше положенного. Три разных взгляда на предмет, а термин на них всех один. И, к сожалению, словосочетание «суверенная борьба с коррупцией» звучит не слишком удачно. Хотя, в общем, все объясняет.
Если попросить всех, кто рассуждает сегодня о модернизации, сформулировать для начала, что они имеют под этим ласкающим слух термином в виду, то очень быстро выяснилось бы, что речь идет о разном, совсем о разном. Границы модернизации сверху обозначил Владимир Путин, когда говорил о том, как будет решаться вопрос о власти в 2012 году. Ну а что имеют в виду под модернизацией все остальные — вопрос интересный, но не принципиальный.
