Инфантильные соседи

Взаимное неуважение власти, бизнеса и общества — важнейший принцип политической и социальной жизни России.

Вообще, метафоры и аналогии — крайне ненадежное подспорье в описании дел политических, тем не менее без них в текущей российской действительности обойтись почти невозможно.

Вот, например, как без использования метафор объяснить тот энтузиазм, с которым вполне разумного и компетентного вида представители предпринимательского корпуса с завидным постоянством произносят самого удивительного свойства сентенции, не имеющие для бизнеса никакого смысла? Например — о концепции «корпоративной социальной ответственности». То есть о весьма сложно устроенной системе подходов к корпоративному управлению, выработанной в США и ЕС компаниями в ответ на ряд просоциалистических действий правительств. В России об этом добровольно и практически без принуждения говорит едва ли не любой крупный бизнесмен, когда-либо видевший живого милиционера.

В России «корпоративная социальная ответственность» быстро превратилась в «социальную ответственность бизнеса», что уже немного размывает понятие. «Корпоративная социальная ответственность» накладывает обязательства в большей части на менеджмент, «социальная ответственность бизнеса» — в большей части на собственников. Но не в этом дело, хотя и в этом тоже. Подмена смысла не только определена тем, что в России собственники в значительной части и есть менеджеры своего бизнеса, но и несет в себе изрядную идеологическую нагрузку: «бизнес есть занятие грязное, и всякий, кто пожелал служить не государству, а мамоне, по жизни обязан прочим гражданам».

При этом все эти рассуждения об условности владения частной собственностью и обязательствах, которые накладываются на покупателя пакета акций вне всякого договора, произносятся собственниками безо всякого видимого давления. И думаю, раз уж мне иногда приходилось слышать весьма презрительные комментарии госчиновников в адрес наиболее ретивых речеговорителей от бизнеса, то уж самим-то речеговорителям хорошо известно это отношение. В то, что разговоры о социальной ответственности полностью искренни и обращены к сотрудникам, я, увы, верить не имею права — пока нет никаких свидетельств того, что Россия в ближайшее время подхватит одну из популярных, например, в ЕС, болезненных перверсий во взаимоотношениях бизнеса и общества. Так зачем же они это говорят? Нет оснований полагать, что в администрации президента считают любую, даже самую проникновенную речь олигарха искренней. Напротив, есть те, кто таких речей не произносит, и ничего.

Объяснить это почти невозможно. А вот метафору этого странного явления пришлось придумывать секунд пятнадцать.

Представьте себе два десятка дядей-бизнесменов, вынужденных проживать в одном доме с одиннадцатилетним весьма капризным ребенком, вступающим в переходный возраст. Дяди занимаются серьезными делами и, в принципе, обслуживание потребностей подростка для них большого труда не составляет: накормить, спать уложить, рассказать нравоучительную историю о реальной жизни. Одна беда — подросток где-то раздобыл пистолет системы Макаров, совершенно реальный. И отобрать у него этот пистолет нет никакой возможности. О силе, которая не позволяет пистолет отобрать, можно рассуждать — назовем ее условно «президентский рейтинг».

Подросток прекрасно знает, что в стволе — боевые. К счастью, он достаточно неразумен, чтобы реально прекратить дела дядей в этом доме, да ему это и не нужно, у него другие идеи. Например, перегнать Португалию. Или удвоить ВВП. Или возродить величие державы путем выпуска большого количества подводных лодок.

И с этим разговорами он уже вполне привык приставать к дядям, бодро помахивая пистолетом.

На самом деле, аналогия не то чтобы очень неточна. Отношение к Кремлю и его обитателям как к инфантильным и не слишком опасным (если соблюдать меры предосторожности) безумным мечтателям, по крайней мере в московской деловой среде, — вещь основополагающая. Не разделяющего этой теории считают зачастую просто идиотом. На то есть множество оснований — от сказочной нетехнологичности и неэффективности работы государственного аппарата до вытекающей из этого практической неспособности власти реализовать сколько-нибудь эффективные репрессии хоть против Национал-большевистской партии (организация запрещена в России). Однако же, Макаров в руках у этого подростка — вполне себе реальность. Один богатый нефтяник, пытавшийся игнорировать эту особенность, вполне наглядно это всем продемонстрировал. Патроны боевые, не стоит сомневаться.

В такой ситуации странные речи тех дядей вполне объяснимы. Они произносятся в тот момент, когда подросток повернул голову в твою сторону. Бог его знает, что в этой голове с его переходным предвыборным возрастом: лучше поговорить с ним о том, как мы сейчас славно победим всех индейцев, ликвидируем международный терроризм, а также купим ему новый горнолыжный курорт в Магнитогорске или на Сахалине. Будет приставать — и правда, придется покупать, но если он забудет, можно и вздохнуть спокойно. К тому же подросток устает быстрее взрослого, да и довольно часто занят сам собой — административной реформой, патриотическим воспитанием молодежи или планом войны с Украиной (поэму «Полтава» в школе проходили?). Ну, и спит он много, да и дядей много, а ребенок один. Приходится говорить ему чушь с выражением.

Аналогия казалась мне прекрасной до тех пор, пока из лагеря «ребенка» я не услышал прямо противоположное мнение.

«Эти бизнеса, они же как дети малые. Они думают, что те деньги, которые они зарабатывают, кого-то интересуют. А зачем? Из страны заводы не вывезешь, да и деньги далеко не уедут. Все это смешно: самый крупный и влиятельный бизнес в современном мире — это госуправление». Примерно так звучала эта сентенция.

И нельзя не отметить, что и эта метафора — взрослые дяди из властных структур делят друг с другом то, что имеет смысл делить, т. е. государственную власть, тогда как дети-бизнесмены занимаются своими игрушками в виде заводов, акций и безудержного престижного потребления, — имеет смысл. И пусть занимаются. Настоящий мир — это мир геополитики, и «неоконы» в вашингтонских обкомах утешают товарищей Михаила Ходорковского по играм, как утешает обиженных детей взрослая соседка-стерва. И ведь, сука, специально громко произносит, чтобы мы слышали: «Нарушение базовых прав человека, Россия должна отказаться от этой практики, чеченский народ страдает». Вы думаете, она это детям? Нет, она нам. А сама в то же время дает подзатыльники таким же детям из Enron, да и иракскому свободолюбивому народу достается на орехи — и все это настоящая жизнь, а не детские разочарования.

Ни первая, ни вторая аналогия, как ни печально это сознавать, полностью реальность не описывает. Хотя и та, и другая вполне достоверно описывают ее кусочек.

Бизнесмены действительно держат представителей власти за опасных детей (иногда в сердцах диагностируя их как «имбецилов» или «дебилов»), власть в своих действиях легко игнорирует предпринимателей, считая их недалекими подростками, без оснований мечтающими о том, что достается опытом многолетних аппаратных игр и карьерных маневров.

Это вносит в окружающую нас политико-экономическую действительность привкус некоторой карнавальности и фантастичности.

В итоге население в большинстве своем не верит ни в первую, ни во вторую метафоры, по большей части считая и бизнес, и власть не детьми, но вполне взрослыми не слишком чистоплотными людьми (либо, как вариант, — верит в оба, считая, что «и во власти, и в бизнесе — кругом идиоты»). Внутри же властных и экономических элит никакой серьезный сигнал ни власти, ни бизнеса не слышен на стороне соседа. И следует отметить, что эффективность бизнеса, по природе своей более погруженного в информационную среду и менее виртуального, страдает от этого меньше, чем эффективность государственного аппарата.

Но не об этом речь. Может быть, если отказаться от аналогий и метафор в описании реальности, ее будет описывать и сложнее. Но от того, чтобы ради удобства описания использовать упрощенные модели, надо уходить.

В реальности ни в бизнесе, ни в госаппарате практически нет детей. Модели, основанные на категорическом отделении бизнеса и власти, ничего не объясняют и нужны в основном для сохранения монополии той или иной группы во влиянии на общество. И если судить о политике власти или бизнеса в отношении граждан по делам, а не по внешнему виду, все будет проще.

У меня, например, гораздо меньше претензий к бизнесу — он гораздо больше занимается своим делом, нежели геополитикой. Именно ему, а не государственному аппарату, население России в течение последних пяти лет обязано ростом реальных доходов и превращением постсоветского пространства из руин СССР в набор более или менее приемлемых для жизни, если не считать Туркменистан и Узбекистан, стран. Подвигов государства на почве служения обществу, аналогичных подвигам бизнеса, пока особенно не видно, а вот всяких некрасивых историй хоть отбавляй. Поэтому, если отбрасывать метафоры, думаю, что от разговоров о «социальной ответственности бизнеса» нужно уходить к какому-то менее детскому разговору.