Цивилизация
Когда отгремят выборные баталии 2007–2008 года и, что бы ни случилось на выборах, 142 млн граждан России минус несколько тысяч выигравших и проигравших констатируют, что, в общем-то, ничего не изменилось, как раз и настанет время что-то менять. Вряд ли случайно дискуссия о коррекции пенсионной реформы началась именно летом 2007 года, причем не столько в политических кругах, сколько в профессиональных. Начавшаяся в 2002 году пенсионная реформа, разумеется, не провалилась — она исходно не предполагала экономической реальности, в которой мы существуем пять лет спустя, поэтому вопрос о новой пенсионной реформе обсуждается сейчас с такой яростью и так непублично. На прошлой неделе у первого вице-премьера Дмитрия Медведева заинтересованные ведомства бились друг с другом за тот или иной вариант программы стимулирования формирования гражданами добровольных пенсионных накоплений, который в далекой перспективе может решить проблему низких пенсий. Результаты совещания не раскрываются, и не напрасно. Пока все известные предложения — инициатива Минэкономразвития о фактическом повышении на 3% подоходного налога, три версии программ Минздравсоцразвития о дополнительном финансировании из стабфонда (точнее, из Фонда национального благосостояния) дополнительных отчислений граждан в систему негосударственных пенсионных фондов (НПФ), идея Пенсионного фонда России об увеличении на 3–4% единого социального налога — призваны решить проблему на ближайшие пять-шесть лет. То, что так или иначе она будет решена, очевидно. Но в более дальней перспективе, если демографические инициативы власти не произведут волшебного воздействия на ситуацию (а с чего бы им оказаться действенными, непонятно: разговоры о «материнском капитале» без государственной пиар-поддержки уже сошли на нет, а о здравоохранительном нацпроекте вспоминает разве что Михаил Зурабов, приводя вполне трезвые оценки итогов единоразового вливания денег в систему Минздрава), пенсионная проблема обнаружится в том же неразрешаемом виде, что и сейчас.
Пенсионная реформа 2002 года вполне сработала, просто ее результаты оказались бледны в сравнении с ростом доходов населения за последние пять лет.
На тот момент государство гарантировало пенсионеру в среднем получение 33% средней зарплаты в стране. Затем зарплаты стали расти — так, как никто не ожидал. Без дотаций государства ПФР соотношение упало бы к 2007 году до 17–18%. Дотации были предоставлены, соотношение выросло до 25%. Согласно трехлетнему проекту бюджета ПФР, примерно на том же уровне это соотношение сохранится к 2010 году. Однако на деле реальное соотношение средней зарплаты и пенсии падает почти теми же темпами, что раньше, в основном не из-за чьих-то козней, а из-за роста зарплат: бюджет лишь компенсирует отставание деньгами налогоплательщиков и к 2010 году будет выплачивать половину трудовых пенсий — на деле это означает, что реально пенсионная система будет обеспечивать выплаты лишь 12–13% средней зарплаты, остальное — дело бюджета.
Что будет дальше — точно не берется предсказать никто, за тем исключением, что будет, вероятно, хуже: соотношение числа пенсионеров к работающим будет медленно расти, соотношение средней выплаты из пенсионной системы в месяц к средней зарплате по стране — падать.
И именно поэтому к 2008 году имеет смысл вновь договариваться о новых принципах работы пенсионной системы на десятилетия. Латать дыры в существующей системе достаточно бессмысленно по ряду причин. В первую очередь, потому что абсолютно перед теми же проблемами, но в немного более мягком варианте стоят сейчас практически все развитые страны мира. Великобритания, где рынок НПФ развит так, как он с гарантией не будет развит через 10 лет в Рооссии, сейчас обсуждает план повышения к 2044 году единого возраста выхода на госпенсию гражданина до 68 лет. Пенсионный возраст в России — 55 лет для женщин, 60 лет для мужчин, около 25% граждан получают трудовую пенсию с 45–55 лет, и на выплаты «досрочникам» уходит сейчас до 30% бюджета ПФР. Вряд ли кто-либо сейчас способен предсказать реальный уровень смертности в России к 2030 году (это один из ключевых показателей для пенсионной системы), уровень занятости, доходность инвестирования пенсионных накоплений, сейчас изымаемых принудительно, ставку подоходного налога и ЕСН.
Пока же все говорит, что реформа 2002 года — лишь временное сооружение на месте пенсионной системы, которую все равно предстоит создавать на новых принципах.
Собственно, никакой проблемы в том, чтобы ничего не менять, нет. Достаточно лишь констатировать: к 2020 году при сохранении нынешних принципов работы системы велики шансы, что лиц предпенсионного возраста пенсия не будет интересовать в принципе. 5–10-процентное соотношение зарплаты и пенсии не интересует, полагаю, вообще никого — в этой ситуации гораздо разумнее просто демонтировать нынешнюю систему, повысить налоги и гарантировать, скажем, нынешним 30-летним отсутствие какой-либо трудовой пенсии вообще, а остальным — единую для всех пенсию, выплачиваемую из бюджета до завершения переходного периода. Проблемы других видов пенсий — например по инвалидности — решаются и проще, и другими методами, например страховыми.
Право слово, такой поворот событий можно было бы только приветствовать, другое дело, что сохранение нынешней системы, которое де-факто завершится примерно тем же, требует неразумных трат со стороны всех работающих уже сейчас: зачем строить дом, в котором все равно никому не жить? Обсуждение новых принципов будущей пенсионной системы необходимо именно сейчас, и ровно для того, чтобы не тратить весьма внушительные средства на косметическое реформирование. То, что Россия, Украина и Румыния имеют наихудшие демографические прогнозы в Европе до 2050 года, должно подстегивать поиск новых принципов пенсионной системы: вряд ли тут поможет опыт других стран, которые с трудом выходят из нынешней ситуации уже сейчас.
Практически все пенсионные системы в мире проблемны — в России их дублирование лишь удвоит уже существующие.
То, что «волшебной» реформы пенсионной системы, которая все исправит, до сих пор никто не предложил, не удивительно. Пока все говорит за то, что проблема «справедливой», «идеальной», «всех устраивающей» пенсионной системы — в отказе правительств во всем мире обсуждать политические принципы, на которых она может быть устроена. Для нашей же страны это дважды важный вопрос — по сути, мы живем в ситуации, когда одновременно актуальны советские принципы соцобеспечения, основанные на гарантировании примерно равного уровня доходов всех когда-либо работавших или вообще лиц определенного года рождения, и новые — предполагающие, что трудовая пенсия должна гарантировать работавшему снижение к старости возможных до уровня, не снижающего радикально его социальный статус до пенсии.
Обсуждать же, собственно, нужно несколько вопросов. В первую очередь это вопрос о том, должны ли налогоплательщики обеспечивать всем гражданам вне зависимости от их судьбы денежные выплаты по нетрудоспособности. Второй вопрос — определяется ли право на трудовую пенсию возрастом или же речь идет именно о физической возможности работать. Третий — должно ли государство уравнивать в пенсионной системе доходы пенсионеров вне необходимости выплачивать базовую пенсию или же социальное неравенство лиц пенсионного возраста — не его проблема. Четвертый — должно ли государство обеспечивать какой-либо уровень накопления работником частных пенсий или это не его дело. Наконец, еще один вопрос — пожалуй, самый важный для переходного периода. Что государство в пенсионной системе готово безусловно гарантировать молодым работникам через 35–40 лет, на что они могут рассчитывать вне зависимости от непредсказуемых изменений прогнозов, флуктуаций состояния госфинансов, цен на нефть и газ, демографической ситуации и т. д.
Главное, что ответить на эти вопросы не так сложно, как кажется. Грубо рассчитать, какой процент от доходов ныне работающих через несколько десятилетий при заданном демографическом сценарии требуется отчислять, чтобы обеспечить получение на счетах минимальной суммы, необходимой для выплаты той или иной минимальной ставки трудовой пенсии, может любой экономист.
Правда, выяснится, что в России сейчас слишком низкие налоги и слишком низкий пенсионный возраст, но это, кажется, и есть предмет политического торга — честная политика предполагает горькие компромиссы в большей степени, нежели невыполнимые обещания избирателям.
Повторюсь: никакой спешки с ответами пока нет, но отвечать на эти вопросы необходимо, и ставить их — обязанность любого ответственного политика. В нынешней ситуации ответ на все эти вопросы прост и бесхитростен: к моменту выхода на пенсию, например, возрастной группы, к которой принадлежу я, ей гарантирована выплата в месяц трудовой пенсии, соответствующей примерно ежемесячному бюджету эпизодически работающего алкоголика из провинции. Посему и приходится рассматривать все изъятия из фонда оплаты труда как налог на обеспечение пенсионеров нынешних, но не будущих. Отлично, полагаю, никто не против идеи обеспечивать стариков налогами — это честно. Но всю остальную риторику относительно перспектив пенсионной реформы, инвестирования частных накоплений etc. следует, видимо, оставить как лицемерную и ненужную. Но, если пенсионная система под контролем государства все же нужна, нужно обсуждать, какой она нужна. Никто, полагаю, не намерен бунтовать против пенсионных налогов? Но никто в этом случае не должен удивляться, если через 20 лет предложение еще немного пореформировать пенсионную систему будет встречено покручиванием пальца у виска: они опять собираются строить дом, в котором теперь уже точно никто не собирается жить?
