Между мульти и моно

Один за другим европейские лидеры заговорили о крахе мультикультурализма и межкультурной толерантности в том виде, как она практиковалась на европейской почве. Собственно, современное понимание толерантности и зародилось ведь на Западе, сначала в ходе Великой английской буржуазной революции, затем получив развитие в идеологии Просвещения. Однако преимущественно речь шла о толерантности все же в основном в рамках единой христианской культуры, христианской цивилизации. В условиях глобализации по мере все более активного взаимодействия – и столкновения – культур христианской и мусульманской во всей остроте встал вопрос: а где, собственно, должны пролегать те границы терпимости, дальше которых нельзя отступать даже во имя «мирного сосуществования», ибо это угрожает самим основам современного западного общества? Тем более что ни о какой взаимной толерантности речи не идет: прибывающие в Европу люди не утруждают себя не то что интеграцией в принявшее их общество, но и изучением элементарных правил поведения. И не следуют этим правилам.

Английский премьер Кэмерон, следуя примеру своих германских и французских коллег, решил обозначить тот рубеж, который западное общество сдавать не должно, — права человека, основные гражданские и политические свободы, правовое государство, равенство всех (вне зависимости от пола, национальности и вероисповедования) перед законом и т. д. В основе своей это те же принципы, которые зародились и укреплялись с эпохи европейского Просвещения. Это же должно стать важнейшей содержательной частью нового либерализма: он не может быть более терпим к посягательствам на демократические, культурные (включая поведенческие) основы современного светского общества, основанного на вышеперечисленных принципах (ношение хиджаба в общественных местах, регулирование норм поведения женщин вообще, жертвоприношение животных на улицах и в скверах и пр. – все это сюда попадает). Более того, он должен давать им отпор. И в этом европейский либерализм (если угодно, неолиберализм) вполне смыкается с европейским консерватизмом. В этой смычке их «общий знаменатель», общая ценностная, цивилизационная основа.

Наш президент, выступая на днях в Уфе на Госсовете, высказал свою точку зрения на эти вопросы. Он возразил европейским лидерам по основному тезису, насчет краха мультикультурности: мол, мы не можем согласиться с такой постановкой вопроса; более того, должны существующую у нас мультикультурность сохранять и развивать. Для того чтобы российскому президенту спорить с европолитиками и настаивать на своей позиции, есть серьезные объективные предпосылки. Они просты: если в Европе речь идет о пересмотре отношений к «понаехавшим», то те национальности, в отношении которых власти не хотят констатировать краха политики мультикультурности, в составе Российской империи находятся кто по 150, кто по 200, а кто и больше лет. Они, собственно, в страну не приезжали — они в какой-то момент стали ее частью.

В истории Российской империи был определенный опыт интеграции – интеграции прежде всего национальных элит. Разные же народности, присоединяясь (по большей части добровольно, к примеру спасаясь от агрессивных соседей), сохраняли в основном свои обычаи, языки и культуру. К ним, как правило, не применялись методы насильственной ассимиляции в границах их исторического проживания. Однако при этом залогом успешности в российском имперском обществе, условием карьерного роста, общественной состоятельности была если не полная интеграция в русскую культуру (в широком смысле этого слова), то как минимум признание ее ведущей, государствообразующей, доминирующей роли, включая таковую роль для православной церкви.

Советская власть попыталась пойти дальше, включив своеобразный «плавильный котел», где роль общего для всех знаменателя стала играть коммунистическая идеология. Но была сделана принципиальная ошибка — сохранены национально-территориальные образования, в том числе в составе самой России. Что стало, видимо, результатом неудачного обращения русских марксистов с национальным вопросом. Возможно, в силу субъективных причин: среди них самих было много выходцев из нацменьшинств, чувствовавших себя в условиях царской империи недостаточно равноправно.

Сегодняшние национальные проблемы внутри страны в своем проявлении вполне очевидны. Ответом на все более активную миграцию с юга (в том числе трудовую миграцию из-за пределов России) становится рост антимигрантских настроений того же свойства, который наблюдается и в Европе. Помимо этого у нас раздражение нежеланием (или просто неспособностью в силу низкого культурного и образовательного уровня) приезжих считаться с местными обычаями и следовать им накладывается на растущее раздражение неэффективностью институтов власти, погрязших в коррупции – как в национальных регионах, так и в основной части страны.

На Госсовете в Уфе было сказано немалое количество правильных слов о том, как все же пытаться продолжать жить вместе в рамках одного государства. Надо приглядеться к школьному образованию, в части учебников и не только, и прав Медведев, когда говорит, что национальные распри идут от невежества, — но кто виноват в разрушении системы образования? Надо соблюдать определенные нормы политкорректности в СМИ, формировать госзаказ на «правильное освещение» межнациональных отношений в кино (голливудский классический пример насчет напарников-полицейских – черного и белого, вообще положительный образ «цветных» в кино, разумеется, важен). Не повредит, наверное, и специальная комиссия по межнациональным отношениям, как и межнациональные, межконфессиональные советы по урегулированию всевозможных трений и споров на уровне регионов. Но все это лишь первые, наиболее очевидные шаги. Дальше что?

Прежде всего, наверное, надо признать и жестко настаивать на том, что приверженность в целом идее сохранения мультикультурности не отменяет задачи создания и укрепления в рамках всей страны того самого культурного «мейнстрима», который должен лежать в основе всей общероссийской государственной идентичности. Вон тот же Кэмерон не преминул напомнить о тех ценностях, которые остаются непреложными для всего общества и не подлежат ревизии. Мы же как страна, как общество, до сих пор не очень четко себе представляем, где для нас проходят те самые «рубежи», которые составляют основу наших сегодняшних, образца начала ХХI века, непререкаемых ценностей, которые мы не должны сдавать ни в коем случае, если только сознательно не готовы пойти на утрату собственной идентичности.

Речь при этом, наверное, не должна идти о российском обществе как о некоей совокупности (пестрой смеси, равномерно намешанном «бульоне») более чем ста национальностей, но об обществе, в основе которого лежит принадлежность именно к русской языковой среде, к русской культуре (поведенческой в том числе, но желательно взять за основу ее лучшие, а не все подряд проявления), русской исторической и цивилизационной традиции. Именно об этих ценностях следует сегодня вести речь, о том, что именно они должны стать культурным стержнем, опираться на который добровольно (!) хотели бы и другие национальности, живущие в нашей стране. Хотели бы не потому, что «надо», «заставляют», а потому, что именно такая интеграция является залогом общественного, экономического, карьерного успеха в нашей стране – и именно тем она привлекательна.

Скорее всего, поиски как новой российской идентичности в целом, так и той культурной, ценностной платформы, которая должна составлять ее незыблемую основу (включая не подлежащие ревизии и «сдаче» в угоду ложно понимаемой толерантности принципы, нормы общественного поведения) должны учитывать как российский имперский, так и российско-советский опыт. Возможно, институциональными гарантами сохранения и укрепления общероссийской идентичности могли бы стать и школьные округа, не совпадающие с национально-территориальным границами (в этих же рамках решать задачу исключения всяких «экстремистских» националистических учебников), и судебные округа, также не совпадающие с национальными границами, гарантирующими, где это важно, приоритет федерального законодательства. Второе, возможно, потребует экстерриториальности для суда присяжных (чтобы исключить влияние местных нравов на правосудие). Далее – формирование экономических кластеров, также поверх национальных административных границ. И т. д.

При этом, говоря о сохранении национальных традиций, пора перестать относиться к ним как к сугубо «фольклорной проблеме»: мол, больше всяких ансамблей песни и пляски, городов-побратимов, национальных квот в вузах, фестивалей и дней культуры. Это все, разумеется, можно продолжать, но этого уже мало. Признание прав национальных меньшинств на культурно-национальную автономию (без излишнего покушения, разумеется, на федеральное законодательство в угоду «национальному своеобразию») должно найти свое институциональное подкрепление в форме новых принципов российского федерализма. То есть национальные регионы должны получить – в рамках той самой культурно-национальной автономии – право самим регулировать вопросы, которые они, по договоренности с центром, сочтут определяющими для своей культурной самобытности. При этом по большей части юридически будет закреплено то, что де-факто уже давно является спецификой ежедневной жизни в этих регионах, включая многоженство например. Однако и сугубо русские регионы также должны получить в рамках построения такого нового федерализма куда большую автономию, чем теперь имеют, в вопросах, касающихся их региональной специфики, предопределенной теми или иными культурными, историческими традициями данной области. И получится, что в одних регионах совершенно законно можно будет стрелять в воздух на свадьбах, танцевать на улицах лезгинку и резать баранов в соответствующий праздник, а в других никак нельзя. И это «нельзя» будет узаконено, как будет узаконен в других регионах запрет на продажу алкоголя, ношение женщинами традиционных нарядов и пр.

Новый федерализм потребует и новых бюджетных отношений – больше прав регионам в вопросах налогообложения (собственные источники налогообложения должны обеспечивать выполнение взятых на себя региональным и местным самоуправлением функций), но и больше ответственности за расходование той части средств, которая направляется из центра в виде субсидий и дотаций.

Национальная «специфика» не может существовать лишь за счет шантажа федерального центра и бесконечных бесконтрольных вливаний (а то, мол, они «отвалятся») — ей надо дать возможность показать свою состоятельность. Но и сохранение единого государства невозможно лишь за счет бесконечных заклинаний об «общей судьбе» и обреченности жить вместе. Потому как в истории не было, нет и никогда не будет такой обреченности ни у каких народов. Сохранение единой страны невозможно без восстановления и консолидации в новых исторических условиях, то есть на основе принципов все того же правового государства, равенства всех перед законом, равенства возможностей для самореализации, экономической и общественной деятельности и пр. — обновленных ценностных и нравственных основ той исторической и культурной традиции, которая веками была ведущей, государствообразующей для нашей страны. А именно, русской культурной и цивилизационной традиции. И если такой общности именно на такой основе обретено не будет, то мультикультурность рано или поздно обернется мультигосударственностью.