Цивилизация
Так уж получилось, что в российской истории было покамест всего два «политических дедушки». Один — Ленин, другой — Ельцин, у которого на днях как раз случился день рождения – 72 года. Остальные, — расставшись с властью по тем или иным причинам, но не в силу своей физической кончины, — либо эту кончину тем самым приблизили, либо прозябали по гроб жизни на положении полуарестантов-полуссыльных. Настоящих Ден Сяопинов, которые могли бы не столько проследить беспомощно вслед, сколько прокурировать из-за кулис затеянные ими те или иные преобразования, обеспечив преемственность курса, в нашей истории так до сих пор и не случилось. Стало быть, мы вообще не сильно старались напирать на преемственность, заслужив себе оттого сомнительную славу страны с непредсказуемыми как будущим, так и прошлым.
Впрочем, по сути, и прецедентов-то совершенно добровольного отказа от власти правителей в здравом уме и трезвой памяти в нашей истории тоже не было.
Создатель государства советского пытался было наставлять продолжателей своего кровавого дела из мест, недалеко от которых нынче проживает разрушитель этого государства. Но ленинские выкормыши и без этого явили себя вполне достойными учениками своего импульсивного учителя и в принципе в наставлениях не нуждались. Они с блеском справились с предначертанной вождем задачей. И даже превзошли его по кровожадности. С осуществлением мечты, правда, получилась осечка. Зато сколь захватывающим был процесс!
Создатель государства постсоветского никого особо наставлять не пытается, в политику не лезет, интервью не дает, теневых центров власти не организует. Хотя иногда кажется, что кой-кому кое-чего посоветовать стоило бы. Особенно в те моменты, когда посещает мысль, что наследники не вполне понимают, как, собственно, пользоваться унаследованной штуковиной, именуемой Российским государством, помимо того, чтобы в нем ничего особо не трогать и не тревожить. А то, мол, рванет.
Ельцина даже ни не любят, а ненавидят на сегодня, кажется, даже большее число российских просто людей и непросто политиков, чем Горбачева. Впрочем, в России всегда не любили и скорее всего вечно будут не любить тех, кто ломал об колено привычный уклад жизни. В России всегда боготворили сатрапов и тиранов, но никогда – «освободителей». За столетия здесь сформировался (мало кем, впрочем, вслух признаваемый) культ комфортабельного, почти добровольного рабства, когда власть и обыватель как бы условятся (эдакий общественный договор) о неписаных правилах игры: мы вам, господа правители, общественное почитание, обожание, переходящее в обожествление, а главное – полное непротивление вашим сногсшибательным имперским планам, если вы нам отгородите в этой жизни некий автономный мирок, где непременно будет место разгулу анархической удали. Последнее, впрочем, всегда ограничивалось сугубо бытовыми сферами, а осуществлялось, как правило, на не вполне трезвую голову.
Проблемы в государстве начинались всякий раз, когда «автономный мир» русского анархизма начинал испытывать слишком уже сильное давление непомерных имперских амбиций власти. Иными словами, она начинала беспредельничать. А этого у нас не любят. И не терпят.
Ельцин – по собственной ли сознательной воле, либо же просто оказавшись случайно на острие событий – разрушил пресловутый «общественный договор», сказав рабам, что они – свободны. Быть может, он погорячился. Быть может, стоило погодить и еще чуть-чуть постегать полюбившейся плетью да погнобить в уютно обжитых острогах. Он не стал годить. А освобожденные рабы стали проклинать его за то, что бросил их на произвол судьбы. Что вывел в чисто поле, да не указал дороги. Что не упредил да и не уберег от трудностей свободы. Что не окоротил соблазны наиболее ушлых и не поддержал наиболее слабых и безвольных. Слава богу, возроптали не все. Нашлись и те, кто давно тяготился старым «общественным договором» и хитростью да обманом втянул-таки страну в будущее.
Ельцина обвиняли в том, что он разрушил могучее советское государство, где «так вольно дышит человек», где запускали спутники, самозабвенно пели и плясали в народной самодеятельности, не ведая, что есть и иные важнейшие из искусств. Где до одурения прели на партсобраниях, свято веря в то, что вершат великую историю человеческого счастья. Где счастливы были в равном для почти всех плебействе и мелких бытовых свершениях (покупка холодильника, получение после десятилетий стояния в очереди квартиры, отдохновение в палате на восьмерых на берегу будто бы единственного на всей Земле теплого – Черного – моря по профкомовской путевке и пр.). Ельцин, как перед ним нелюбимый им и народом Горбачев, открыл другой мир, ослепивший многообразием соблазнов и сложностью выбора. Но одновременно – этот мир беспощадно осветил убогость прежней, казавшейся идеальной, жизни.
Прошло чуть более десяти лет – и что теперь осталось от тех, ранних, обвинений? Подавляющее большинство бывших «братских» народов уже не хотят обратно, не говоря уже о тех, кто нынче вступает в Евросоюз и НАТО.
Его обвиняли и в том, что «отдал страну на разграбление» чубайсам, гайдарам и иностранцам. А он верил, что освобождает людскую инициативу, что дает возможность заработать на хлеб с маслом и даже икрой тем, кто хочет это сделать. Ну а то, что захотели и смогли далеко не все, — разве это только его забота? А следить за тем, чтобы воровали не столь нагло, – разве было ж только президентской персональной ответственностью? Может, проблема лишь в том, что поучаствовать в растаскивании Родины удалось не всем и оттого уже — обидно? Ну а что до ностальгии по очередям, убогости и общей простоте жизни, где за тебя все придумают и все решат надолго наперед, так это – возрастное, оно же – национальное: нам назад глядеть испокон веку было и удобнее, и приятнее. Потому как главным благосостоянием в народе всегда считалась молодость, когда любилось и моглось. За неимением прочих благосостояний.
Но, пожалуй, главная уникальность президента Ельцина была в том, что его совершенно никто не боялся. Когда в России такое было в последний раз? И когда еще снова будет? Пресса, да и находящиеся на государственных постах чиновники могли его полоскать в хвост и гриву за то, что пил и часто нес и делал ерунду в прямом эфире, что развел вокруг себя «коржаковщину» и прочую семейную коррупцию, что менял чиновников, как перчатки, вместо того чтобы скрупулезно и «тонко настраивать» экономический курс, наконец, что развязал непонятно как и непонятно зачем чеченскую войну. Все – так.
Но при этом все прекрасно отдавали себе отчет в том, что личная обида президента Ельцина никогда не выльется в «спор хозяйствующих субъектов» в отношении того или иного телеканала с печальными последствиями для его, канала, лицензии. И что те или иные государственные шаги никогда не станут заложниками заботы о собственном рейтинге. И хотя как правитель Борис Николаевич наломал немало дров (перечисление его ошибок заняло бы слишком много места), кто, кроме него, взял бы на себя смелость ответственно тогда, в начале 90-х, заявить: да, я готов сломать хребет советскому коммунизму, да, я готов вырвать страну из сладкого рабства, да, я готов втолкнуть ее вновь с обочины в колею цивилизации – и сделать это без новой гражданской войны? Кто? Таких даже близко не видно…
Так что в этом смысле при Ельцине страна была гарантирована, по крайней мере, от двух напастей – застоя и страха перед властью. Ну а то, что при нем же страна не справилась с десятками и десятками других проблем, а сам он часто был посмешищем для своих же западных друзей, – не только его вина и беда, но и страны тоже. Почему? Да хотя бы потому, что его в Кремле уж нет больше двух лет, а многие из тех проблем не только не решаются, но все глубже утопают в болоте безнадежности. Знать, не только в Ельцине была причина.
Самое же главное, что своим извечным врагам и критикам он лукаво оставил и еще одну «проблемку», совершенно для них неразрешимую: мы уже никогда не станем такими, как были раньше. И сколь бы ни кляли сейчас «курс Ельцина», по большому счету, свернуть с него страна уже не в силах. С чем мы его и себя – в его 72-летие – и поздравляем.
