Цивилизация
Вы будете смеяться, но в России кончилась политика. Она скончалась тихо, без повышения температуры, конвульсий и кровавой пены изо рта. Просто пришел доктор Путин с грустным, но очень проницательным взглядом и отключил все эти капельницы и аппараты искусственного политического дыхания: утечки, громкие разоблачения с организационными последствиями, дискуссии – как партийные, так и антипартийные – тоже с организационными последствиями. Не с кем стало политически бороться, некого стало политически слушать, ибо некому и нечего стало политически сказать. Нечего стало политически сравнивать и политически сопоставлять. Все стало до тошноты политически неинтересно. И все испустило политический дух.
А то, что некто еще по инерции продолжает называть политикой, на самом деле не более чем фантомные боли умерщвленного органа, не более чем гальванические конвульсии подопытных дохлых земноводных, над которыми вполне себе по-доброму балуются доморощенные рефлексологи-анестезиологи, они же политологи, во имя написания по итогам экзерсисов узковедомственных записок для тех безнадежных идиотов, которые никак не могут слезть с этой, уже не существующей, иглы – русской политики. Они, ушибленные на всю голову, еще долго будут маяться над задачкой, чем рефлексия фантома, скажем, депутата Шандыбина отличается от рефлексии фантома, скажем, чекиста-почвенника Харитонова. Чем, чем? Разве что один дергается позабавнее, но, в сущности, так же.
Когда первые новости ведущих телеканалов занимает тягостная история о том, как вороватый губернатор мест отдаленных становится главным рыболовом страны, хочется тотчас молча, но смачно выпить стопку за упокой ее, этой мятущейся (вернее, метавшейся) души – русской политики. Ибо эта тоскливая мелочь уже не она. А когда второй заглавной новостью страны выдадут известие об автомобильной аварии где-нибудь под Рязанью, поставить стопку на место, закусить огурчиком и сладко вздохнуть: все же как это славно, что она, грешная, наконец отмаялась, что она наконец сдохла. Как это славно! Ведь по всему видно — нет ее боле с нами. И не надо…
Покойница, надо воздать ей по заслугам, мучила своим беспокойным характером весь мир на протяжении почти сотни лет. Почти чудом избежав аборта дурного лекаря Николая Александровича Романова, практиковавшего знахарскими методами под именем Император, она родилась дитей сразу множества пороков, из которых совокупление дурной анархиствующей пугачевщины с взращенным на швейцарских альпийских пастбищах и гульбищах иезуитским ленинизмом было даже не самым страшным.
Не один десяток лет она не давала спокойно жить миллионам и даже миллиардам людей в самых разных уголках земли, то стращая их своим дурным нравом, аки бес, то совращая невообразимыми райскими наслаждениями, взамен прося лишь одно – отдать свою душу на дело великого, но неведомого простым смертным пролетарского интернационализма. Жадные буржуины, испугавшись ее до полусмерти, раскошелились повсеместно на разные социальные программы, пытаясь отвратить своих чад от пагубных соблазнов. Многих отвратили – и те зажили сыто и счастливо, но как-то скучно.
Не всех, впрочем, удалось уберечь. Многие повеселились воистину на славу и еще долго не могли прийти в себе от столь бурно проведенного времени. Эти падшие теперь проходят тяжелый, но в целом благотворный курс оздоровления в западных клиниках и тоже вскоре начнут жить сыто, счастливо, но тоже как-то скучно. Некоторые, впрочем, срывались в тяжелый суицидальный рецидив, откуда их приходилось вытаскивать, больно хлестая по щекам, головам и мозгам.
А как покойница терзала и мучила собственных чад, боже, как она их мучила! Она их заставляла ходить строем и голодать во имя себя любимой, предавать родных и близких и петь при этом радостные вдохновляющие гимны александровых, гнить на строительстве ненужных и безумных проектов и тратить время на чтение политинформаций, чудовищных по своей нечеловеческой сущности газетных передовиц, написанных «птичьим языком» плаката, а также речей и статей генеральных секретарей, изложенных в форме бредовых заклинаний про надобность терпеть и ждать некоей «потомошней», будущей, почти загробной жизни. Она загадила нам всем разжижевшие мозги до такой степени, что эти мозги разучились выдавать что-либо человеческое – про любовь и дружбу, подлость и честность, про мечту вне ее, паскудной политики, и про то, что жизнь вообще-то может — и даже должна — идти как-то по-другому. И вот ее нет, и разжижевшие мозги пробуксовывают, отказываясь воспринимать адекватно унылое, осиротевшее вдруг без нее пространство. Они, по инерции выпученно озираются вокруг, тщетно силясь понять, где же она, где Великая Идея. И тускнеют в отупении, не находя ни отзвука, ни ответа.
Один чудак решил было сводить покойницу к врачу, дабы излечить ее, к тому моменту окончательно впавшую в дурную паранойю. Чудак не повел ее, впрочем, ни к хирургу, ни к терапевту, ни даже к хиропракту. Михаил Сергеевич Горбачев, а именно так звали нашего чудака, повел ее к косметологу. Он думал, что ужасные гримасы на ее лице, безумный человеконенавистнический горячечный взгляд – это кожное. Он ошибся в диагнозе. Болезнь снедала ее изнутри и не поддавалась мазям и притираниям. Отступив через шесть лет от больной, сам Михаил Сергеевич зажил спокойной и достойной жизнью честного и благородного человека, а на днях справил свое 70-летие. Смертоносное дыхание покойной хотя и дышало смрадно ему в лицо, заразы в душе не оставило.
Агония несчастной была отвратительна. У постели почти десять лет оставался грубый костоправ Борис Николаевич. Не вылечив пациентку, он, впрочем, совершил величайший в истории медицинский подвиг, не дав ей вырваться из палаты вон на волю, где бы смертельно больная точно натворила бы сгоряча и напоследок немало бед и сокрушений.
Сейчас ее с нами нет. И мы по ней вовсе не тоскуем. Воспоминания о ней нам по большей части неприятны. Ее смерть не стала для нас потерей. Без нее стало по-европейски скучно. Но как-то все равно не так. Ибо толком не захороненный труп покойной начинает все больше и больше смердеть на всех просторах нашей окончательно деполитизированной Родины. Русская политика умерла, но полноценная русская жизнь вместо нее так и не настала. И если во время дежурства доктора Путина она каким-то чудом вдруг зародиться в нас, то мы потом просто до глубокой старости будем радостно скандировать: «Спасибо, доктор Путин, за наше счастливое детство!» Хотя мы, конечно, в душе понимаем, что этот доктор тут совершенно ни при чем.
