Цивилизация
Помните стандартную заставку, которая лежит на рабочем столе Windows: холм и над ним умеренно облачное небо? Ни один из видов Байкала, будучи случайно выбранным, этой картинке не уступает. Microsoft, разумеется, от изображения гладко стриженного холма в пользу байкальских видов не откажется. Слишком уж суровы пейзажи восточнее Иркутска, операционной системе с дружественным интерфейсом они не подойдут.
Такое вот весьма поверхностное соображение да еще приклеенная в Домодедове к лямке рюкзака бирка с кодом аэропорта назначения «IKT» (смутно ассоциируется с ИКТ, информационно-коммуникационными технологиями) — вот, пожалуй, и все, что в течение двух предыдущих недель напоминало паразитирующему на IT-тематике автору о его работе. Отпуск!
На катере посреди Байкала ощущаешь себя тараканом, ползущим в щели между низким небом и водой. Марина, жена хозяина и капитана судна, ее же именем названного, соглашается с наблюдением и дополняет его словами: «А в шторм еще кажется, что над тобой занесли тапочек и вот-вот прихлопнут».
Тем не менее на священное море кто только ни едет за свежими впечатлениями. Ельцин и Коль, министры Шойгу и Гордеев. О местных начальниках всяких рангов и говорить нечего. Егеря, охраняющие лежбище нерпы на Ушканьих островах, на пролетающие в отдалении вертолеты с высокими визитерами уже не обращают особого внимания, привыкли. По количеству приехавших партийцев Байкал-2005 не уступает Кисловодску образца лета 1923 года, когда состоялось «пещерное» (в гроте) совещание недовольных укреплением власти секретариата ЦК большевиков.
Вертикаль нынешней власти на Байкале в укреплении не нуждается: вопрос о том, убить ли ставшего опасным медведя, решается в Москве. Поселок на мысе Покойники, который советская власть безуспешно пыталась переименовать в Солнечный. Здесь живут двенадцать человек, сотрудники Байкало-Ленского заповедника. В этом году медведь задрал двух коров (которые, мягко говоря, нелишни для местного населения) и, судя по ряду признаков, не собирался останавливаться на достигнутом. Приговор животному утверждали сначала на научно-техническом совете заповедника, потом в Минприроды. Вердикт: разрешено убить именно того самого медведя, а череп, желчь и шкуру сдать государству. Как контролировалось исполнение, не знаю, но на вопрос: «А что ж вы просто так, без санкции Москвы, его не вывели в расход?» — местные отвечают в том смысле, что никак невозможно, соседи обязательно настучат куда надо и убийца зверя лишится работы. Ровно то же самое говорила наш юный проводник Кристина из поселка Давша (восемь жителей, центральная усадьба Баргузинского заповедника): «Если медведь с тропы не уходит, приходится обходить по тайге с крюком километра в два, убить нельзя ни в коем случае, обязательно кто-нибудь узнает и донесет».
Вокруг Байкала горят леса. Smoke on the water. Из-за дыма невозможно различить горизонт, вдали небо и вода сливаются в одно.
На Байкале нет спасу от спасателей. В нескольких километрах от поселка с названием МРС (Маломорская рыбная станция), в месте изумительной красоты, разбит их не вписывающийся в пейзаж лагерь. Десяток палаток, радиостанция. Тарахтит двигатель питающего радиостанцию генератора. По лагерю бродят женщины и бегают дети. Невесть откуда взявшийся в окрестностях эмчээсовского поселения мужик добродушно предлагает нам, двум случайным туристам, «холодного пивка» и на вопрос о том, не спасатель ли он, отвечает утвердительно. Возможно, остальное мужское население лагеря тушило в тот день лесные пожары, не знаю. Но те спасатели, что базируются в бухте Змеевая, нет, точно не тушили. Они под флагом почтенного министерства курсировали на моторке к единственному в тех широтах ларьку и даже создали небольшую очередь.
Похоже, Шойгу предвосхищает намерение Грефа создать еще один тип особых экономических зон, а именно рекреационные зоны. Чтобы окончательно стало ясно, что закон об ОЭЗ к подъему IT-индустрии никакого отношения не имеет и Байкал, как вся страна, обречен подниматься за счет природных ресурсов. Так и есть. Уже сейчас, бывает, лес рубят в запретной зоне, в двух километрах от берега, чтобы продать в Китай. Это говорят местные люди, знающие ситуацию по долгу службы. Источник не назову, разумеется. Потому хотя бы, что разговор шел за бутылкой.
Еще одно соображение — и заканчиваю. Кроме прямого московского регулирования жизни байкальских поселков есть еще пара факторов, не позволяющих сомневаться в том, что Байкал (на берегах которого, если верить местным, появляется — пока эпизодически — все больше китайцев) — это Россия. Во-первых, общность языка и культуры. Егеря на Ушканьих островах говорят на более правильном по сравнению со среднестатистическим московским уровнем русском языке, что радует. Второе — телефонная связь. Для Байкала связь — вопрос качества жизни, и даже просто жизни. Связи, увы, нет на протяжении многих сотен километров, и как ее обеспечить — непонятно. Рейману, пообещавшему к 2008 году поставить хотя бы один телефон в каждый населенный пункт страны, на Байкале придется куда сложнее, чем Шойгу.
