Цивилизация
Очередь у Кутафьей башни, где желающих приобщиться к кремлевскому искусству проверяют на благонадежность и пластит, была подозрительно маленькой – всего только два витка. Представление задержали меньше чем на двадцать минут, что для Кремля, можно сказать, раньше начали. Перед началом спектакля капельдинерши сгоняли обладателей умеренно дорогих билетов (нельзя сказать «дешевый» про пятьдесят долларов) из амфитеатра в партер: не может же балетная дива танцевать перед пустыми креслами.
Но вот наконец свет погас — и началось.
На сцене было несколько пар в шляпах и без, совершающих странные телодвижения и перебегающих туда-сюда, пока наконец не появились дети за полупрозрачным задником и сама Анастасия Волочкова в длинном легком платье.
Анастасия Волочкова невероятно красива. Ее ни с кем не перепутаешь даже из амфитеатра: невероятно длинные шея и ноги делают ее похожей на цаплю или страуса. Одета (одетта) она была в длинное сине-фиолетовое платье. Когда она поднимала ногу (обычно правую) в вертикальный шпагат, под платьем обнаруживалось белье в тон.
Дети пели «Отче наш» и «Аве Мария», Волочкова демонстрировала растяжку, кубики на животе под платьем и духовность, музыка играла какая-то странная и записанная вроде бы на синтезаторе, но, возможно, это просто был конфликт одной из лучших в городе аудиосистем с худшей акустикой.
Надо понимать еще, что в будке тоже непростые люди сидели: раза четыре перед началом номера забывали включать звук, и тогда на весь зал звучало сакраментальное «Лена! Фонограмма!».
Волочкова, впрочем, музыку игнорировала и танцевала исключительно под звуки высших сфер, звеневшие в ее душе.
Периодически она уходила передохнуть, и тогда на сцене появлялись мальчики с палками, крутившиеся колесом, человек в маске с двумя катанами, изображавший, судя по застывшей позе, огородное пугало, и китайские звери из папье-маше – не то львы, не то попугаи, с клювами и гривами.
Затем Волочкова снова выходила на сцену, кружилась и делала вертикальный шпагат.
Время от времени она это проделывала с партнером, и тогда она заставляла его себя носить — недавний шквал обвинений в преступной любви к печенью требует немедленного дезавуирования.
Затем на сцене возникли лыжники. То есть они с самого начала там были: свет погас, пустили дым, а в дыму обнаружились фигуры в черных плащах с капюшонами. Под плащами у них были трико, горнолыжные ботинки и лыжи, они на них ходили, имитировали секс и невероятным образом гнулись, становились под углом 45 градусов к сцене, извиваясь, как змеи друг вокруг друга. Это было красивее любой цапли или страуса. Понятно, что лыжи – широкая платформа, дополнительная точка опоры, позволяющая показывать невероятные трюки с телом и гравитацией, но на фоне прочего комплекса формальных упражнений под названием «Русский балет» это было настоящим творчеством. Придумал этот номер хореограф Андросов.
Лыжников, впрочем, скоро унесли, вместо них на сцену опять вынесли Анастасию Волочкову в парчовой пачке и с партнером. Далее они продемонстрировали архаический комплекс формальных упражнений – в кунг-фу такие называются «кате». «И быстрой ножкой ножку бьет», количество оборотов вокруг своей оси было скромным, но приличным, партнер носил балерину над головой по несколько секунд кряду. Все это вызвало овацию довольно жиденькой клаки (можно было бы и побольше фанатов собрать в правой части партера, честное слово), подхваченной немногочисленной публикой. Публика наша любит фуэте, струящиеся ткани и прочую архаику — лыжи и другой хип-хоп на кремлевской сцене действительно выглядят странновато, не говоря уже о засасываемой круговыми движениями под юбку простыне – фокусе, который в самом начале представления заставил фанатов лучшей балерины страны занервничать.
Составитель фонограммы (в программке не указан) выдавал все новые и новые шедевры, например, ужасающую хаус-переделку темы Монтекки и Капулетти из балета «Ромео и Джульетта» (Прокофьев, кстати, тоже в программке не был указан, так что память его как бы чиста). Апофеозом первого акта была грандиозная, фантастическая идея, пришедшая, видимо, в голову автору либретто «Новелл о любви» и режиссеру-постановщику Эдвальду Смирнову: можно совместить балет с французским шансоном! Сразу два грандиозных упаднических искусства подчеркивают друг друга и выдают какую-то уж совсем кисломолочную романтику.
Объединить Волочкову с Эдит Пиаф – это уже нечто совершенно запредельное, как если бы Питер Джексон начал снимать снафф-порно.
Хотелось бы, чтобы нового Годзиллу или Кинг-Конга встретили на Монмартре.
Волочкова представила прекрасный балет. У нее великолепная растяжка, прекрасные костюмы, крупные красивые руки и ноги и широкие плечи, солдатская выправка и голубые глаза. У нее волшебное чувство ритма — внутренней, слышимой только ей музыке она следует безошибочно. Жаль только, что у нее нет хореографа.
То есть какие-то хореографические кусочки она позаимствовала у разных великих хореографов, но надсмотрщика с палкой, так необходимого любой балерине для бенефиса, у нее не было. В результате любовь великой балерины Волочковой к великой балерине Волочковой победила, и представление в основном свелось к демонстрации возможностей тела великой солистки Краснодарского театра балета и ее знания формальных комплексов упражнений. Это, безусловно, прекрасное зрелище: какие только позы может принимать женщина!
Особенно важно это зрелище для новой мифологии Волочковой. Ей очень важно, чтобы ее помнили не как балерину, которую отказался поднимать над головой танцовщик Цискаридзе, а Ведерников с Иксановым выгнали из Большого театра. Ей нужно, чтобы о ней помнили, как о Ленине: Волочкова и дети, Волочкова и лидеры иностранных государств, Волочкова и ходоки, Волочкова и лыжники, Волочкова и французский шансон. Новому шоу сильно не хватает печника – не вспоминать же про так и не проплаченный звездой евроремонт. Добавить его — и у великой артистки будет полностью законченная, логичная и совершенная творческая биография.
Тогда, в сущности, и публика будет лишней.
