|
|
Исаак Башевис Зингер. Мешуга. СПб.: Амфора, 2001
Главное, не верьте надписи на обложке. Никакое это на самом деле не возвращение к роману «Шоша» – мало ли, что героя снова зовут Аарон Грейдингер. И умилительных рассказов про польское местечко тоже не будет. Снисходительно взирающая с картинки на фамилию автора шагаловская корова – не более чем рекламный трюк (про Борхеса с Кафкой, чьи фамилии откуда-то возникают на задней обложке, и вовсе умолчим –они тут точно ни при чем).
Так вот, если заранее отказаться от напрасных ожиданий, то выяснится, что роман по-своему очень даже хорош. Немного неуклюжего, отчасти детского, а отчасти клоунского обаяния «Шоши» в нем, к сожалению, нет. Но есть «действие, беспокойство, образность», иными словами, то, чего требует от литературы главный герой, популярный колумнист в еврейской газете и автор печатающихся с продолжением романов. Есть бесчисленное множество историй – смешных и трагических, вымышленных и правдивых, и персонажи (все – чудаки и хоть в чем-то, да неудачники) чуть ли не при первой встрече норовят выложить эти истории своему кумиру. Поскольку «у каждой еврейской семьи в Польше есть свое эпическое сказание» и его надо сохранить в мельчайших подробностях, иначе «кто будет помнить в следующих поколениях, как жили евреи в Восточной Европе, как они разговаривали, что они ели?». И есть Нью-Йорк, «вселенский бедлам», где можно прожить всю жизнь, ни разу не повстречав на улице знакомого.
Таки что мы можем сделать? Тут ведь не про один только Нью-Йорк идет речь – с ума, по мнению героев, сошел весь мир («мешуга» в переводе с иврита и означает: «сумасшедший», «помешанный», «потерявший разум»). За время войны (то есть за время Холокоста) мир утратил смысл, а Бог, допустивший катастрофу, из всемогущего Господа превратился в обладателя «плана, определяющего эволюцию», в романиста, «который пишет то, что ему нравится», вынуждая людей разгадывать, «что Он имел в виду», а то и в клоуна.
Немудрено, что жизнь в подобных условиях становится чистейшей воды абсурдом. В одно весеннее утро герой поднимает взгляд от гранок собственной статьи – и видит канувшего было в Лету друга, «варшавского покровителя художников и писателей, широко известного обжору, пьяницу и бабника» Макса Абердама, а через десять минут с удивлением обнаруживает себя в такси, стремительно удаляющемся от кабинета, сослуживцев, наборщиков и докучливых посетителей. И понеслось… Рестораны, сигары, биржевые спекуляции, встреча с парой давно потерянных и удивительным образом воскресших любовниц, страстная любовь втроем, разорения, исчезновения, метания по свету, бесконечные (по преимуществу, женские) исповеди и прочие невероятности.
«Попадал ли кто-нибудь в столь затруднительное положение? Написан кем-нибудь роман о человеке, подобном мне, об увлечениях и запутанных положениях, подобных моим?» – спрашивает сам себя Грейдингер, тщетно пытаясь уснуть в загородном доме почти незнакомой американской лесбиянки, куда он попал вместе с пресловутым Максом Абердамом и их общей любовницей Мириам. «До каких глубин могут падать люди?» – риторически вопрошает он главой позже, лежа в постели Максовой жены рядом с Максовой же домработницей Цловой. «Это правда, что вы верите в Бога?» – интересуется американский муж Мириам, с револьвером в руках выталкивая уважаемого еврейского писателя Грейдингера из квартиры. А заканчивается все год спустя – как ни странно, свадьбой.
В итоге получается эдакий авантюрно-философский роман на вечные еврейские темы. Как водится, с цитатами из Талмуда, а также (что, между прочим, для «Амфоры» большая редкость) – с добросовестными комментариями. Чтение, во всех отношениях достойное… Только с «Шошей» его незачем сравнивать.
14 ФЕВРАЛЯ 17:44
|
