Между Парфеновым и Кашиным

Меньше всего Парфенов и Кашин приспособлены для амплуа героев нашего времени, отведенного им сегодняшним медийным пространством. Быть может, именно поэтому многих разочаровало интервью, взятое известным телеведущим у известного журналиста в больнице № 36, где ничего такого революционного не прозвучало. Ведь после премиальной речи паства ожидала от «обновленного» Парфенова очередных откровений, брошенных в лицо городу и миру. Откровений не было, да и не могло быть. Во встрече Леонида и Олега интереснее всего сам факт встречи. Это тот случай, когда, следуя азам парфеновской эстетики, важнее не «что?», а «как?».

Вообще самое важное во всей этой истории — её человеческое измерение, а не политическое. Территория между Парфеновым и Кашиным — территория критической массы, которая зреет не в масштабах страны, а в масштабах личности. Кто бы мог еще вчера предположить, что Леонид Геннадьевич, денди и эстет, эталон стиля и моды, человек в высшей степени неполитический, отважится на внятный политический поступок? А кому бы пришло в голову, что Олег Кашин, совсем недавно мечущийся между противоборствующими станами в поисках своей темы, теперь назначен молодыми поклонниками, судя по его интервью, на роль «совести нации»? Но критическая масса созрела, и свершилось то, что свершилось.

Парфенов не случайно начал лауреатскую речь с посещения в больнице Кашина. Именно оно и стало, скорей всего, последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Достаточно вспомнить, каким подавленным, растерянным, лишенным привычной победительности выглядел он во время интервью. А вечером лауреат дрожащей рукой вытащил из кармана пиджака белый листок бумаги со словами правды о телевидении и стране, породившей такое телевидение. Тот самый листок, который поделил его жизнь на две половины.

Рискну предположить, что это была не столько обвинительная речь, сколько искупительная и самооправдательная. Только так, подвергнув критике систему, его породившую, он смог объяснить в первую очередь себе свои последние творческие неудачи. Парфенов давно стал классиком, чьи работы еще до выхода в свет объявлялись гениальными. Но сам-то он, взыскательный художник, не мог не понимать, что, приспосабливаясь к обстоятельствам, перестал развиваться. Как только начинаешь изменять дару, дар изменяет тебе. Вручение премии имени Влада Листьева совпало уже не просто с неудачей, а с оглушительным провалом нового регулярного проекта «Какие наши годы!». Лауреат, чувствующий фальшь эпидермой, сотворил проект о новейшей российской истории, сплошь сотканный из фальши. Невозможно представить, что Парфенов, столь трезво оценивающий нынешнюю ситуацию на вручении премии, и Парфенов, окунувший в клюквенный сок 1968-й год в программе «Какие наши годы!», — один и тот же человек. Трагическая веха страны, означающая окончательное крушение оттепельных надежд, обернулась фанерой. Вера Брежнева из последних сил пыталась сымитировать Светличную в «Бриллиантовой руке», ошалелый Охлобыстин носился по студии Чапаевым, а вот наконец и небрежно-снисходительная дань самому важному в эпохе. Ближе к финалу зрителям продемонстрировали танки в Праге, а также правозащитницу Людмилу Алексееву. Она, притулившись за столиком, показывает, как печатала на машинке четыре копии самиздатовской «Хроники текущих событий». О сути самой «Хроники», равно как и о сломе мировоззрения целого поколения благодарные потомки из программы так толком ничего и не узнали. Время поджимало. Парфенову нужно было еще успеть попрыгать на одной ножке и прогорланить вместе с братьями Крестовскими песню «Последняя электричка»…

Мне кажется, отважившись на речь, Леонид Геннадьевич сделал свой выбор. Он больше не хочет прыгать на одной ножке в картонной студии. И Кашин, к счастью, быстро идущий на поправку, уже, кажется, сделал выбор. Конечно, Парфенов с Кашиным мало похожи на Герцена с Огаревым, а вот страна им досталась все та же. Она «скорее готова простить воровство и взятки, убийство и разбой, чем наглость человеческого достоинства и дерзость независимой речи», писал Герцен без малого два века назад.

Точности диагноза Александра Ивановича можно позавидовать. Жаль только, что диагноз оказался таким живучим.