Цивилизация
Берлинский кинофестиваль встретил радостным потрясением. Российская картина «Я люблю тебя», которую сняли дебютанты Дмитрий Троицкий и Ольга Столповская, оказался изумительным чудовищным трешем.
По заверениям режиссёров «Я люблю тебя» — единственный русский фильм, целиком посвящённый гомосексуальной тематике. Начинается он в манере плохой соцрекламы — молодой менеджер знакомится с теледикторшей, они гуляют по Москве, стоят на мосту, держатся за руки, целуются и все такое. Но тут в жизнь молодого человека как метеор врывается калмыцкий мальчик. Мальчик ходит по забору, падает на капот «Мерседеса» главного героя, герой везёт его домой – и поехало.
Прекрасное юное тело, горячие юные глаза и общая азиатская дикость пробуждают в менеджере дремавшие доселе гомосексуальные инстинкты. Девушка в отчаянии, родители-калмыки в ярости.
Они похищают мальчика, ведут его к врачу, прячут на даче, менеджер не спит ночами, спадает с лица, перед нами разворачивается нешуточная драма. В процессе которой выясняется, что буквально все, кто нас окружает, – меньшинства. В хорошем смысле этого слова. Геями оказываются начальник нашего менеджера, безымянный десантник, постовой на перекрёстке и даже народные депутаты. Только героические родители-калмыки как-то держатся. Сами режиссёры после фильма заявили, что хотели поднять серьёзную тему. Хоть и завернув её в яркую упаковку.
Упаковка хоть куда. Москва выглядит настолько яркой, картонной и умытой, что русская аудитория не удержалась от вопроса, где авторы нашли такую натуру. «Я вижу город таким», — гордо ответил Троицкий.
Абсолютно все в этом фильме вполне чудовищно, единственным светлым пятном является мальчик-калмык.
Хотя и в нём явно не хватает дикости. Что, впрочем, понятно: актёр не является ни мальчиком, ни калмыком. Он наполовину русский, наполовину китаец, давно окончил институт и работает юристом. В кино он оказался потому, что настоящий мальчик-калмык за три дня до съёмок отказался от роли: отец запретил. Вообще, по словам Троицкого, с актёрами были большие проблемы – никто не хотел играть меньшинства. И деньги Госкино не дало, пришлось собирать по частным спонсорам. Немцам фильм очень понравился. Они и не такого навидались.
В этом довелось убедиться по дороге из Праги, проделанной автостопом. Договорившись с людьми, согласившимися за малую плату захватить меня в Берлин, в назначенное время я был у «Макдоналдса». Рядом со мной коротала время странная парочка. Первый парень был метров двух ростом в ярко-зелёном кожаном костюме и ковбойской шляпе. Второй казался сантиметров на пять ниже и был одет в виниловую рейверскую куртку. Волосы его были ярко-алого цвета, с жёлтым пятном на макушке. Из-за угла вышел третий дылда, в черном кожаном пальто и с окладистой бородой, поприветствовал первых двух и направился ко мне. «Оливер?» — спросил он.
«Да».
«Я – Марек. Тот, который в шляпе – Джонни, второй – Антон. Поехали, машина за углом».
«С такой компанией на границе мы задержимся надолго», — подумал я и уныло поплёлся за Мареком.
Следующий шок ожидал меня, когда Марек открыл багажник, чтобы положить туда мой рюкзак. В углу стояло пять больших коробок яиц. Оставшееся место было до отказа забито сигаретными бумажками, фильтрами, трубками и прочими причиндалами для курения марихуаны. Усевшись в машину, я начал обдумывать свою линию защиты в немецком суде. «Может, пронесёт?» — спрашивал я себя.
Не пронесло. Пограничники приказали отъехать на стоянку и начали обыск. Машину простучали вдоль и поперёк. Коробки с яйцами отнесли на рентген. У нас прощупали все швы на одежде, потом раздели и осмотрели все отверстия на теле. Но ничего запрещённого не было. Лица пограничников становились всё длиннее и длиннее.
Апофеоз наступил, когда Джонни попросили открыть сумку. Внутри оказался огромный набор разнообразных кнутов и ремней. Когда сержант наконец подобрал свою челюсть с пола, Джонни объяснил: «Я ковбой».
«Чего?».
«Ковбой, выступаю в шоу «Дикий Запад». Родео, скачки и всё такое».
Сержант потёр лоб, закрыл глаза и махнул нам рукой: «Езжайте».
«Как-то они быстро на этот раз, — недовольно произнёс Марек. — Обычно часа три сидим».
«И часто ты так»? — спросил я.
«Да каждую неделю. Я эти бумажки дома покупаю по 10 центов, а в Берлине продаю по 50. Тем и живу».
«Но зачем тебе пять десятков яиц!?»
«А я по вечерам бутербродами приторговываю», — ответил Мартин, сел в машину, и мы поехали.
Так что потрясти немцев корейскими меньшинствами трудно.
Среди остальных отсмотренных за выходные фильмов приятных открытий было два. Первое – корейский «Тайный скандал». Экранизаций «Опасных связей» Шодерло де Лакло было уже множество: Стивен Фрирз и Милош Форман снимали историю как она есть, Роже Вадим и Роджер Камбле переносили действие в современные им Францию и Америку соответственно. И Джи Янг поместил героев де Лакло в Корею XVIII века. Эффект оказался потрясающим.
Вальмон и мадам де Тюрвель в кимоно и с высокими корейскими причёсками смотрятся освежающе.
То, как семенят, потупив глаза, юные корейские девушки, заставляет сердце сжаться. Но дело не только в колорите. Прекрасная режиссура и отличные актёры делают эту экранизацию знаменитого эротического романа как минимум достойной попыток Фрирза и Формана.
Второе открытие – вестерн Рона Ховарда «Потерянные». Только ленивый не пинал этого режиссёра за «Игры разума». Зря. Дайте Ховарду хороших актёров и хороший сценарий, и он сделает отличное кино. «Потерянные» — история похищения индейцами апачами дочери у живущей на отшибе одинокой женщины (Кейт Бланшет). На помощь Бланшет приходит отец, лет сорок как ушедший жить с индейцами. В фильме есть и стрельба, и погони, но на это можно не обращать внимания. Потому что «Потерянные» — это парафраз джармушевского «Мертвеца». Только вместо молодого Джонни Деппа здесь старый Томми Ли Джонс. Он постарел, сам стал индейцем, но в остальном ничуть не изменился. Живые мертвецы возвращаются, и это не может не радовать.
