Цивилизация
Изначально расширенная аннотация к фильму про вступившую в свое сорокалетие императрицу австрийскую, напуганную этим фактом и начавшую из-за этого бунтовать, вводит зрителя в заблуждение. Юбилей Елизаветы (потрясающая Вики Крипс из «Призрачной нити» Пола Томаса Андерсона) и правда — точка, от которой пытается оттолкнуться драма истории, но отнюдь не ее центральное событие.
К своему 40-летию императрица уже подбирается человеком измученным и подавленным. В фильме у нее двое детей (взрослый сын, будущий наследник престола, и юная дочь — мамина отдушина), занятой, но любящий ее муж и целая империя, к которой она до поры до времени была равнодушна. Кажется, что в таких условиях можно еще долго жить и радоваться, — но именно в этом Елизавете отказывают.
Кадр из фильма «Корсаж» (2022)
Russian World VisionЖивая, смешливая и честная в своих душевных порывах героиня из раза в раз сталкивается с публичным осуждением: слишком громко смеется, слишком часто нарушает дворцовый протокол, любит путешествовать одна и сторониться покровительства мужа, который за годы сурового правления державой сам разучился подчиняться чувствам и сердцу.
Помимо родной семьи, у Елизаветы есть несколько поклонников, но в этих отношениях нет ничего запретного, никаких измен. Сама она и не скрывает, что любит смотреть на то, как они смотрят на нее, и любуется собственным отражением в их очарованных глазах. Если у мужа взгляд потух, то у поклонников он пылает, в нем много жизни и желания.
В то время как сама Елизавета знакомится с новым чудом техники — прообразом будущей видеокамеры, позволяющей «снятым объектам двигаться», ее саму, как Дориана Грэя, постоянно пытаются сохранить в бесконечных портретах, развешенных по всему дворцу, где она неподвижная и безвольная статуя.
В этом бурлящем океане задушенных страстей и общественных предписаний императрица пытается отыскать личный островок спокойствия — место, где можно быть собой, ничего не стесняться и прекратить себя истязать.
Кадр из фильма «Корсаж» (2022)
Russian World VisionВынесенный в название корсаж — дополнительный герой истории. Как известно, от корсета его отличает возможность растягиваться. Одержимая своей внешностью императрица придерживается строжайшей диеты, ежедневно взвешивается и постоянно требует затянуть свой корсаж потуже. Другой в этой утрированной скованности было бы невыносимо, но Елизавета привыкла к ограничениям. Постепенно шнуровка ослабевает, и в легкие императрицы поступает больше воздуха, но к этому освобождающему финалу лежит непростой и мучительный путь.
«Корсаж» по стилю и выбранному тону легко признать за младшего брата «Фаворитки» Лантимоса — такого же хулиганского портрета правящей аристократии, чахнущей в своих огромных замках, напоминающих склеп. Но создательница картины Мари Кройцер намеренно изменяет реальную историю Елизаветы Баварской, лишая ее многих внешних трагедий. В фильме нет ни гибели детей (в реальности Елизавета родила четверых наследников, но старшая дочь умерла в детстве, а сына убили во взрослом возрасте), ни свекрови-тиранки, годами сводившей Елизавету с ума, изолируя ее от близких и превращая в изгоя. Нет, конечно же, и гибели самой императрицы, убитой итальянским анархистом Луиджи Лукени.
Напротив, очарованная своей героиней, Кройцер изобретает для нее план спасения. Уставшая от всеобщего внимания и внутренней борьбы императрица обретает в лице лучшей подруги своего двойника — доппельгангера, выходящего в свет вместо нее. Напряженные отношения с мужем разрешаются двумя способами: долгожданной близостью и личным поиском для него более юной любовницы. А сама Елизавета, сбросив душивший ее годами корсаж, отправляется в далекое путешествие, на пути к которому исполняет заветное желание Роуз из «Титаника» — другой задыхающейся героини, пробудившейся от порывов океанского ветра.
Кадр из фильма «Корсаж» (2022)
Russian World VisionИ хотя Кройцер старательно подчеркивает болезненность для Елизаветы ее возраста (по тем временам это и правда точка отсчета начавшегося увядания), боль и сердце истории, конечно же, в другом. Это тот самый оживший портрет, позволяющий запечатленной на нем фигуре обрести движение и покинуть границы выстроенного кадра, отказав ему в праве определять предел своей жизни.