Почти все скульптуры Джакометти поначалу выглядят очень далекими от образов окружающей действительности. Вроде бы это лишь условные знаки, аллегории неведомых языческих божеств или просто прихотливые фантазии — в зависимости от периода творчества. Однако впечатление ложное. Художник всю жизнь был буквально одержим реальностью и искал прозрения только в ней. Именно из-за этого он разошелся в конце концов с сюрреалистами.
Они приняли Джакометти в свои ряды с величайшим энтузиазмом, но со временем выяснилось, что парень норовит «изменять» авангардным идеям с живой натурой.
С середины 30-х скульптор двигался исключительно собственными дорогами. Лет десять провел в мучительном кризисе и лишь в послевоенные годы нащупал свою окончательную манеру. Неестественно удлиненные и оттого хрупкие на вид фигуры сделались его фирменным знаком, по которому Джакометти легко узнается. Но никогда и ни при каких обстоятельствах он не позволял себе «конвейерного производства». Каждая вещь особая и происходит опять-таки из реальности. Той реальности, которую скульптор научился видеть собственными глазами.
В России работ Джакометти не встретишь ни в музейных, ни в частных коллекциях.
Уже по одной только этой причине гастрольная выставка в МЛК заслуживает серьезного внимания. Почти три десятка скульптур, несколько живописных произведений и двадцать графических листов привезены из Швейцарии, где художник родился и где был похоронен (правда, большую часть жизни он провел в Париже). Экспонаты позаимствованы в цюрихском музее Кунстхаус и в Фонде Джакометти.
Много их или мало для полноценной ретроспективы? Конечно, дело не в количестве. Достаточно и пары-тройки произведений, чтобы почувствовать масштаб личности автора и особенности его манеры. К тому же в Москву приехали знаковые, эталонные работы — например, «Женщина-ложка», «Собака», «Человек, пересекающий площадь». Есть все условия для того, чтобы приобщиться и понять главное. Пожалуй, только одного фактора будет недоставать по сравнению с залами Джакометти в цюрихском Кунстхаусе.
Там работы разных лет представлены в таком изобилии, что зритель впадает едва ли не в гипнотический транс.
Избитое понятие «мир художника» обретает физические черты, исчезает будничное время, вылетают из головы все личные проблемы. Это одно из сильнейших потрясений, которые можно испытать где-либо в мировых музеях. У нас же представлен лишь фрагмент той коллекции, отчего энергетическое воздействие таким мощным заведомо не окажется. Зато остается гипноз каждого экспоната в отдельности.
Сам автор утверждал, что «вырастил» свою знаменитую пластику из пиктограммы на уличном знаке — там, где схематичный пешеход пересекает дорожное полотно. Скорее всего, так оно и было: Джакометти не любил сочиненных биографических фактов, да и вообще слыл человеком предельно нелукавым. Однако озарение не могло прийти просто так, в качестве случайной догадки. К тому моменту художник уже прошел через отчаяние, пытаясь достичь недостижимого. Эксперименты с человеческими фигурами, будто бы исчезающими в перспективе, он признал для себя неудачными и искал других пластических решений. Искал в реальности, в ней и нашел. Хрупкость и травматичность человеческого существования выразилась в невиданных доселе персонажах — истонченных почти до проволочности, без выражений на лицах и без устойчивости в позах.
Можно долго говорить о близости взглядов Джакометти к философии экзистенциализма, о предыдущих этапах творчества, которые привели к такой манере.
Но лучше просто посмотреть на эти бронзовые изваяния, не ища в них иллюзорного сходства с жизнью, и тогда обнаружится сходство иного рода. Даже не сходство, а родство. Находить генетическую связь между бытием и творениями собственных рук — удел гениев. Альберто Джакометти это удалось.