Из возвращения арестованных в Швейцарии картин был построен настоящий масс-медийный детектив. Сообщения сменяли друг друга в режиме реального времени: «Два грузовика уже выехали, не переключайте канал, сообщение о том, когда они прибудут в Россию – в нашем следующем выпуске!», «Картины везут тайным маршрутом, никто пока не может сказать, где они», «Первые арестованные вернулись на Родину», «Шедевры возвращаются в музей строго по расписанию», «Первая партия картин-заложников не пострадала», «Дважды арестованные и дважды освобожденные собрались в Москве».
Наконец показали последнюю серию этого триллера – ящики с последней партией картин-репатриантов вскрывались сегодня в Пушкинском музее в присутствии журналистов. Вернее сказать – ящик. Один.
Шоу получилось отменным – количеству камер, сбившихся вокруг лежащей на полу тары для шедевра, мог позавидовать президент иного европейского государства.
Особо пытливые журналисты, пока рабочие возились с запорами, успели уточнить у державшихся особняком «музейских», что ящик куплен в Германии, предназначен специально для перевозки картин, жутко дорогой, но тех денег стоит – намертво прикрывает шедевр от всех внешних воздействий и много часов сохраняет внутри нужную температуру и влажность. Именно эта автономность упаковки спасла картины, когда в грузовиках была отключена система кондиционирования, обеспечивавшая необходимый температурный режим хранения полотен.
Попутно музейщики посетовали на нездоровое воображение журналистов, написавших в одной из статей, что зловредные швейцарцы «сбросили» ящик с одной из картин и она «валялась на полу в грузовике».
В ходе ликбеза выяснилось, что это была не «какая-то картина», а Дега, и на полу он не валялся, а был специально закреплен – пастель перевозят только в горизонтальном положении, таковы требования.
Но чу! Картину уже достали и водрузили на специальный стол. Стадо операторов быстренько меняет дислокацию и обступает стол, хищно целясь на лежащего «пациента». В роли хирургов – двое рабочих, аккуратно снимающих обертку. Потом, провоцируя на дальнейшие сравнения с операционной, на сцене появляются белоснежные нитяные перчатки. Надев их, рабочие переворачивают раму стеклом вверх. Незадача – стекло заклеено непрозрачной пленкой. Наплевав на софиты, один из «хирургов» стягивает перчатки и отдирает пленку по-простецки, ногтями. Все, картина «вскрыта». Рабочие отходят в сторону, уступая место реставратору.
Та при помощи лупы со специальным освещением начинает внимательно изучать картину, поминутно сверяясь с какими-то бумагами. Журналисты, пользуясь паузой, устраивают кулуарное опознание шедевра.
— Да не, скорее на Ренуара похож…
— Точно Ренуар?!
— Фиг знает. Но кто-то из импрессионистов – сто пудов.
Это был не Ренуар. Это был Ван Гог – «Портрет доктора Рея». А бумаги в руках у реставратора Елены Москвиной – так называемая «история болезни» картины. То есть фотокопия шедевра с обозначенными проблемными зонами и подробным их описанием – там краска потерлась, здесь – треснула. Такое описание заводится на каждую картину, и все проявившиеся «симптомы» туда аккуратно заносятся. У «Портрета доктора Рея» «больничная карточка была весьма обширной, что, очевидно, объясняется историей этой картины.
Ван Гог, как знает каждый, однажды отрезал себе ухо, положил его в конверт и, надписав «На память обо мне», отправил его своей подруге — проститутке Рошели. А вот продолжение истории известно не всем. После столь экстравагантного прощания живописец, естественно, оказался в больнице. Там он и познакомился с молодым практикантом – доктором Реем и в благодарность за доброе к себе отношение написал его портрет. Вот только портрет доктору настолько не понравился, что тот забросил его на чердак, а позже и вовсе определил в курятник – дырку закрывать. Через одиннадцать лет доктор картину по случаю продал, весьма удачно, как он считал — за 150 франков (сегодня она оценивается до 70 млн долларов). Портрет в итоге угодил к коллекционеру Сергею Щукину, купившему его в 1908 году в парижской галерее Дрюэ, а от него отошел Пушкинскому музею. Но вот на память о курятнике картине остался целый букет «хронических заболеваний».
Тем временем реставратор заканчивает осмотр. Никаких новых повреждений не появилось. Ван Гог был последним из 54 «арестантов», поэтому можно констатировать – картины вернулись из Швейцарии в целости и сохранности.
Рабочие, вновь натянув перчатки, уносят «пациента» в хранилище. Если он и покинет еще родные стены, то не раньше чем через год – перед очередной выставкой он должен провести в музее не меньше года, таковы правила – повреждения могут проявиться не сразу.
А пока прославившиеся на весь мир картины потихоньку начинают возвращать в постоянную экспозицию. «Ринальдо и Армида» Никола Пуссена уже на месте – приходите, смотрите.