Цивилизация
Соня живет в Израиле. Ей десять лет, в Израиль она переехала два года назад с мамой и старшей сестрой. Соня — необычный ребенок, у нее аутизм. В Москве, где девочка жила с рождения, одним из главных неудобств для ее мамы было то, что Соню все время разглядывали. Это я по себе знаю:
когда кто-то начинает пялиться на твою коляску, это неприятно, хочется начать реагировать. Только реакцию подобрать сложно: то ли улыбаться, то ли огрызаться.
Сейчас Соня ходит в школу, где чувствует себя маленькой звездой. Шутка ли, в классе, где она учится, только одна девочка — она. И семеро мальчиков, как и она, аутистов с разной степенью этого состояния.
Класс для детей-аутистов находится в обычной школе, где на переменах все носятся, кричат и играют. Более того, к каждому ребенку-аутисту прикреплен куратор из числа обычных детей, который вместе с ним играет, занимается, помогает в решении тех или иных проблем. Такой куратор либо старше, либо ровесник курируемого.
Почему-то эти кураторы прекрасно знают, что их задача — помогать другому, который нуждается в опеке. Как получается, что ни сами обычные дети, ни их родители нисколько не против того, чтобы быть вовлеченными в такую непростую даже не игру, а постоянный труд по адаптации другого человечка к обычной, но столь трудной для него жизни?
Для меня это самый главный вопрос.
Распространить методику — не большой секрет. Вовлечь в нее обычных людей — искусство и большой труд.
В той мере инклюзии, то есть включения особого ребенка в нашу жизнь, мало просто уроков, нужно постоянное общение на равных. В России постоянно слышишь про то, что дети жестоки, что будут смеяться и издеваться над своим необычным сверстником. Мне всегда хочется сказать:
это не дети жестоки, это взрослые учат их быть такими. Поэтому наше общество инвалидов не воспринимает.
В Москве Соня ходила в специальную школу. Говорить вроде начала, но глаз не поднимала. Школа — одна-единственная в Москве — была в полутора часах езды от дома. Это был добрый, но все-таки загончик, где детишки с речевыми нарушениями варились в собственном соку.
В Израиле дети с особенностями развития получают больше государственного финансирования на свою реабилитацию и обучение по сравнению с обычными детьми. Программа по коррекции аутистов — самая значительная. Это связано с тем, что аутист в большинстве случаев пограничное состояние, которое можно, вложив деньги на этапах детского сада и школы, вывести у ребенка к норме.
Человек сможет жить самостоятельно, работать и не претендовать на государственные пособия. Ну, может, и будут получать, но существенно меньшие. Другими словами,
государство дает им билет в нормальную жизнь. Просто он дороже стоит.
Наверное, для любой российской мамы, имеющей ребенка с аутизмом, такой рассказ за гранью реальности. Я видела Соню в прошлом году и вижу ее теперь. Изменения, которые происходят с ней, фантастичны и закономерны. Трудно поверить словам ее мамы про истерики и крики, про полный неадекват в самолетах, про другие истории, которые матери страшно вспоминать.
Я смотрю на фотографии: Соня в походе, где весь маленький класс аутистов со всей остальной школой пошел на два дня в горы с ночевкой, Соня на перемене, где девчонки прыгают через скакалку. Определить, кто из них аутист, просто невозможно. И опять главный вопрос: как нам воспитать самих себя? Как научиться самим не показывать пальцем, не сплетничать про беды других, как научиться воспринимать иных спокойно, как сохранять свое человеческое достоинство и достоинство иных?
Соня в обычной израильской школе
Соня учится в самой обычной школе. Эта школа ничем не отличается от других израильских школ. Это очень важно для, если угодно, морального состояния общества в целом и конкретной семьи.
Не фантастика. Кажется, что просто. Нужно только очень долго работать над собой.
