Призрак творожковой революции

У русскоязычных израильтян, по крайней мере, у части из них, сейчас две главные темы для обсуждения. Первая, понятно, — война в Газе: «Не одолжите нам Путина буквально на пару часов? Ему все равно плевать на международное сообщество и права человека, и будет Газа — наша». А вторая — эмбарго, введенное Россией на ввоз импортных продуктов: «Это что такое? Что вообще ваш Путин себе позволяет?!»

Тревожный интерес к событиям на прежней родине связан не только с неразрывной для многих связью с родственниками, друзьями, языком, но и с тем, что нынешняя российская повестка очень понятна израильтянам.

Дело в том, что отцы-основатели Израиля, по большей части поклонники авангардных левых идей, создавали не просто еврейское, а еще и социалистическое государство. Портреты товарища Сталина десятилетиями украшали израильские киббуцы, по слухам, даже тот, куда отправился доживать последние годы сам Давид Бен-Гурион — легендарный первый израильский премьер.

Как повелось с социализмом, строить его пришлось в одной отдельно взятой стране со многими хорошо знакомыми россиянам радостями: колхозами-киббуцами, активным планированием и участием государства в экономике, а также c попыткой тотального импортозамещения.

И так же, как в сегодняшней России, к последнему подталкивала, среди прочего, тяжелая международная обстановка: арабские соседи объявили еврейскому государству бойкот — торговля с внешним миром была крайне затруднена.

Так на свет появились израильские стиральные машины, израильские телевизоры, израильские автомобили. Эти несуразные дети социализма и внешнеполитических обстоятельств остались в истории Израиля в основном благодаря анекдотам об их отвратительном качестве, каковое, видимо, действительно впечатляло, поскольку даже пошутить об этом смешно — у евреев-то! — не очень получалось.

В итоге от всеобщего импортозамещения решили отказаться, но отдельные атавизмы социализма сохранились. К примеру, протекционистский тариф на ввоз иностранной молочной продукции, из-за которого на прилавках здешних магазинов вы увидите масло, молоко и сыры почти исключительно израильского производства. А главное, излюбленное утреннее лакомство израильтян — зерненый творожок. Здесь это настоящий культ, почти национальный символ, наряду со Стеной Плача, звездой Давида и крепостью Моссада.

В 2008 году правительство Израиля решило отказаться от регулирования цены на творожок. Формально еще один шаг по отказу от тяжкого социалистического наследия. По сути, очередная мера «по поддержке отечественного производителя»: импортные пошлины никто отменять не собирался, в результате чего израильские сельхозпроизводители, а их немного, получили возможность распоряжаться ценами фактически по собственному усмотрению.

В результате зерненый творожок быстро превратился из любимого в дорогой: за неполные три года цена выросла почти вдвое — от 4,8 шекеля до 8. Одной из последних капель стала выложенная в фейсбук фотография израильского творожка в немецком магазине, который оказался дешевле, чем дома.

За пару недель к группе протеста в соцсети присоединились свыше ста тысяч пользователей, и началось то, что в Израиле назвали творожковой революцией.

Активисты призвали израильтян отказаться от покупки подорожавшего творога, до тех пор пока цена не будет снижена до 5 шекелей, организовали манифестации у офисов компаний-производителей, а также подали к ним коллективный иск, обвинив в картельном сговоре.

Правительство, немного поколебавшись, встало на сторону протестующих, пригрозив монополистам историческим решением резко снизить акцизы на иностранную сельхозпродукцию. В итоге историю пришлось поворачивать вспять самим корпорациям: стоимость творожка упала до пяти с лишним шекелей. Победа осталась за гражданами.

Теперь русскоязычные израильтяне искренне недоумевают, как российское правительство могло в один день принять решение об эмбарго здесь и сейчас, позже устами премьер-министра сообщив, что отечественным производителям, конечно, будет трудно, но что-нибудь придумают.

Трудно, значит? Меняются реалии всей хозяйственной системы — а обоснование этих изменений, оказывается, не готово.

Получается, что пословица «Не было бы счастья, да несчастье помогло» в сочетании с надеждой на русский авось возведена в принцип государственной политики. А если не поможет?

И еще один вопрос от бывших соотечественников — не о содержании решений руководства России как таковом, а об их контексте. От «закона Димы Яковлева» до продуктового эмбарго. Ограничить или запретить иностранное усыновление? Допустим. Но давайте предварительно обсудим мировой опыт, поспорим об этичности меры, подготовим максимально безболезненный, прежде всего для сирот, переход к новым условиям. А не поспешно примем закон в качестве сиюминутного ответа на включение ряда чиновников и следователей в «список Магнитского», чтобы потом рапортовать, что «не все так плохо». Не так, а как?

Израильтянам это непонятно, здесь ведь каждый человек на счету.

Вводить протекционистские меры для защиты отечественных товаропроизводителей? Что же, не Израилем единым, через протекционизм прошло множество развитых стран.

Но опять же, предварительно и убедительно доказав, что это сделано именно для того, чтобы помочь российскому сельскому хозяйству, а не ради того, чтобы занавесить страну железным занавесом.

И тут, конечно, напрашивается: смотрите, смогли же русскоязычные израильтяне отстоять свой творожок, чем мы хуже?

Вряд ли получится. О творожковой революции наши бывшие соотечественники с удовольствием рассказывают, но сами в ней, по данным социологов, активного участия не принимали.

Почему? Потому что демонстрации, флаги, цены выше-ниже — это все отдает пресловутой советской стилистикой. Тем более по поводу какого-то творожка (в нашем случае — хамона и киселя Valio). То ли дело за честные выборы или права политзаключенных.

В эти дни в российских либеральных кругах часто вспоминают неприятное слово «совок», с горечью подмечая, с каким удовлетворением наш народ приветствует его стремительное возвращение.

Между тем «совок» — он ведь и про тех, кто больше всех его ненавидит.

Про брезгливое нежелание отстаивать сугубо прагматические интересы и разрушительную рефлексию на тему того, как же можно так переживать из-за какой-то там еды. Читатели Пушкина, Толстого, Бродского, не выше ли мы этого?

Но, во-первых, уж Пушкин и Толстой, насколько известно, точно были не дураки вкусно поесть.

А во-вторых, сейчас творожок — это не просто творожок, а хамон — не просто хамон. Это еще и проверка на способность противостоять решительному наступлению государства на образ жизни собственных граждан.