Цивилизация
Есть несколько тем, из-за которых Белый дом спорит с Кремлем всерьез. Это, например, Иран, Сирия, развертывание ПРО в Европе. Темы прав человека в России в этом списке нет. В том числе и темы прав Эдварда Сноудена.
Если по реальному счету, то американским властям уже должно быть безразлично, останется ли он любоваться российскими достопримечательностями либо же будет возвращен домой и огребет «десяточку» или сколько там ему полагается по местным законам. Ведь все, что он знал, Сноуден уже рассказал. Убытки состоялись.
Перед собственным общественным мнением администрация президента Обамы кое-как оправдалась. Повальная слежка, пикантные подробности которой раскрыл Сноуден, воспринимается там большинством как неприятная, но целесообразная плата за сравнительную безопасность от вылазок террористов. А вскрывшиеся вдруг охранительные перегибы власти обещают понемножку исправить.
Перед европейскими союзниками, конечно, пришлось извиняться. Правда, тактичные по формулировкам и благородные по интонациям упреки, посланные в Вашингтон европейскими лидерами, особых очков лично им тоже не прибавили. Не так уж они были не осведомлены обо всех этих прослушиваниях разговоров и сканированиях электронной почты.
Китай, который укрыл Сноудена в Гонконге, дал ему там возможность спокойно продолжить мировой скандал, а затем вовремя избавился от его персоны, празднует сейчас моральную победу над Америкой.
Что же до самого Сноудена, то ореол храброго, чистого и бескорыстного идеалиста, который воссиял бы над ним, сделайся он жертвой американского правосудия, сейчас сильно и необратимо потускнел. Сегодняшний публичный образ Сноудена находится где-то посредине между образами двух совершенно непохожих, однако близких к нему людей — раскрывателя всех секретов Джулиана Ассанжа, обвиненного собственными подругами в преступной технике секса и укрывающегося в лондонском посольстве Эквадора от экстрадиции в Швецию, и своего российского опекуна Анатолия Кучерены, председателя общественного совета при МВД РФ.
Сочувствие наших властей, спасших его от американской тюрьмы, многое дало Сноудену как человеческому существу, но еще больше отняло у него как у политического деятеля.
Слишком уж это добросердечие к человеку, который провинился перед своими властями, контрастирует с немилосердием к тем, кто провинился перед властями у нас дома, — со стараниями продлить заключение Лебедеву и Ходорковскому, и так уже отбывшим десять лет, с отказом отпустить на свободу Алехину и Толоконникову, у которых малые дети, и со многими прочими состоявшимися и назревающими политическими приговорами.
Не решившись стать драматической фигурой, Сноуден согласился стать комической. Сообщения о нем в последние недели — это коллекция курьезов: о хоре ободряющих его голосов из нашего парламента, о тонкостях его шереметьевского быта, о поднесенной ему коллекции произведений русских классиков, за изучение которых он якобы засел. Чтобы публике не стало скучно, в медиапространстве в последнее время прочно прописался еще и словоохотливый отец Сноудена. Сноуден-старший, не имеющий, насколько можно понять, каких-либо полномочий от сына, охотно рассуждает о его воззрениях, об условиях его возвращения домой и прочувствованно благодарит Путина и Кучерену за предоставление ему убежища. Но способов поддерживать интерес к отработавшему свой ресурс обличителю уже почти и не осталось.
Мировой скандал угасает. Кремлю и Белому дому осталось только разобраться между собой и подбить пропагандистское сальдо этой истории. И тут не все предсказуемо.
Предоставление Сноудену убежища в России — это почти неизбежное следствие того, что пятью неделями раньше ему было позволено прилететь из Гонконга в Москву. По недосмотру это произошло или было сделано специально, но после того, как он оказался в Шереметьево, а американские власти начали бомбардировать Кремль публичными требованиями его выдать, решение дать убежище стало вещью предрешенной. Представления Владимира Путина о том, как делается публичная политика, просто исключают какие-либо уступки под внешним давлением. При условии, разумеется, что это внешнее давление не грозит чем-то действительно неприятным. Чем же оно грозит?
Список неприятностей, которые теоретически может учинить разъяренный Обама, если перечислить их по восходящей, примерно таков. Отмена назначенных на предстоящую неделю переговоров министров иностранных дел и обороны двух стран. Отмена намеченного на сентябрь российско-американского саммита в Москве. Неучастие Соединенных Штатов в петербургском саммите G20 (вариант: обращение к главам «двадцатки» провести его в другом месте). Неучастие американской сборной в сочинской Олимпиаде.
Легко заметить, что по-настоящему серьезным огорчением для Кремля стала бы только реализация четвертого пункта из этого перечня. И частично — третьего. Все прочее, включая даже отмену московской встречи двух президентов, наши власти, видимо, готовы перенести хладнокровно.
Что же до американской администрации, то она остро нуждается в восстановлении потерянного лица. Убежище для Сноудена трактуется в Америке как «пощечина» и даже «удар ножом в спину», причем противники Барака Обамы подчеркивают, что эта политическая пощечина нанесена лично ему. Следовательно, какие-то «ответные меры» будут приняты. Но, скорее всего, символические.
Во-первых, президент Обама за годы правления уже в какой-то степени привык, что в мире с ним не очень-то церемонятся. А во-вторых, и это главное, Вашингтон вряд ли пожертвует ради пропагандистских очков тем минимальным взаимодействием с Москвой по реальным проблемам (транзит грузов в Афганистан, Иран, ПРО и т.д.), которое сохраняется еще на сегодня.
Поэтому, при всей рискованности игры, в которую Кремль втянулся, политическая цена спасения правозаступника Сноудена, вероятно, не станет чересчур высокой. По крайней мере, в короткой перспективе.
