Цивилизация
Глава президентской администрации Сергей Иванов обнародовал данные о самых коррупционных сферах российской жизни. «Это здравоохранение, образование, ЖКХ. Там больше всего коррупционных правонарушений», — заявил он. И, между прочим, видный представитель власти прав: если пытаться мерить случаи взяткодательства и мздоимства поштучно — врачи, учителя и управдомы, безусловно, окажутся на доске позора. Вот разве что к этому списку надо будет добавить дорожных полицейских. А вообще наша обыденность пронизана ненормативными отношениями, блатом и прочими проявлениями нравственного распада. И все же
этот диагноз в устах Иванова выглядит попыткой переложить ответственность. Потому что представители власти в глазах пусть даже далеко не безгрешного общества задают такие стандарты поведения, которые делают из пытающихся жить и работать по правилам наивных глупцов.
Конечно, если прикинуть количество коррупционных сделок с миллиардными объемами, их окажется намного меньше, чем банальных договоренностей о том, как обойти закон, ценой в пару-тройку тысяч рублей. Однако надо же признать, что характер товарно-денежных отношений в нашей стране определяют именно первые.
При этом как раз преследование низовой коррупции служит оправданием для официальных юристов, которые утверждают, что эти проблемы можно разрешать, используя имеющиеся ресурсы судебно-правоохранительной системы. Правда, даже главный судья России, председатель Конституционного суда Валерий Зорькин, выступив только что в «Российской газете» с призывом не расшатывать лодку, не смог назвать российский суд свободным от коррупционных пороков. Но все же
с точки зрения властного сословия государственные механизмы поддержания законности в стране работают, а призывы к их решительной реконструкции предложено считать экстремизмом.
А вот с точки зрения общества, очевидно, это не так. Причем такое восприятие характерно далеко не только для протестующих на митингах граждан, но и для конформистов, которые, посмеиваясь над призывом искать правду в судах, просто склонны считать, что иначе и быть не может, а потому ради спокойствия следует просто примириться с существующим положением.
Сергей Иванов как раз призывает гражданское общество не примиряться. Он говорит, что «без активного привлечения гражданского общества, которое набирает силу, и это позитивная тенденция, нам это зло до конца не победить». И он опять совершенно прав. Действительно, лучшего механизма, чем полноценно функционирующее гражданское общество, для противостояния коррупции нет. Единственная альтернатива — жесткие репрессии, но и они, во-первых, возможны только в полицейском государстве, а во-вторых, как показывает пример Китая, и политика расстрелов высокопоставленных воров не может отвадить человека от этого порока. Зато в Северной Европе оказалось вполне достаточно создания атмосферы общественной нетерпимости, чтобы снизить коррупцию до малозначимой величины, и это, конечно, именно результат воздействия гражданского общества. Так что
глава президентской администрации вроде бы прав, призывая в союзники гражданское общество. Смущает только местоимение «нам». Дело в том, что активисты формирующегося гражданского общества как раз сейчас очень ясно дают понять: претензии к власти не позволяют причислять ее функционеров к тому же множеству, в котором состоят они сами.
И в числе этих претензий среди прочего многолетнее, последовательное и жесткое давление власти на те самые ростки общественной гражданственности, к которым власть теперь вдруг стала апеллировать. Апелляции эти выглядят скорее лукавым заигрыванием с возмутителями спокойствия, чем серьезной декларацией о намерениях.
Что же касается преследования низовой коррупции, то на этот счет есть анекдот советских времен: когда у Юрия Андропова спросили, зачем завинчивать гайки на уровне обычных граждан, ведь воруют прежде всего большие начальники, он ответил: «Да, рыба гниет с головы, но чистят-то ее с хвоста». Смысл понятен, но тезис неверен. Гнилую рыбу чистить не нужно. Это опасно для здоровья. Нужно наловить свежей.
