Встречная атака населения «Речника» на московские власти ― иск об ущербе, нанесенном сносом домов, на 100 млрд рублей, сопровождающийся требованием обеспечительного ареста имущества Юрия Лужкова, ― должна впечатлять. Хотя бы уже тем, что истцы очевидным образом демистифицируют абстракции типа «власть», «государство», фактически указывая в иске на тесную связь между этим Левиафаном и живым начальством. Но,
конечно, ожидать внятных судебных перспектив этого дела не приходится. Именно поэтому разумно облекать заведомо проигрышное дело в эпатажные формы со ста миллиардами и личным имуществом многолетнего городского головы.
Можно приписать неверие в возможность для российского гражданина отстаивать свои права с помощью судебной процедуры политическим радикалам, конъюнктурщикам-адвокатам и прочим так мало уважаемым правозащитникам. А распространение такого нигилизма в массах ― тлетворному влиянию журналистов.
Ну вот, например: «Россияне… не могут свободно распоряжаться своими деньгами, бизнесом, потому что не чувствуют, что вся правоохранительная и судебная система в стране будет вставать на их защиту при нарушении их законных прав. Нет этого ощущения». Это, однако же, сказано не адвокатом или публицистом, которые, как известно, никого ради красного словца не пожалеют. И это не агитация и пропаганда проплаченных деятелей из какой-нибудь «Солидарности». Это слова первого заместителя премьер-министра Игоря Шувалова. Правда, адресовал он их не прессуемым собственникам домов и не широкой аудитории федерального телеканала, а участникам форума «Россия-2010» ― финансистам, иностранным инвесторам, словом, чистой, понимающей публике. Желающие могут убедиться, поскольку «Вести-24» вели с мероприятия интернет-трансляцию.
Получается, что все всё понимают, включая высокопоставленных чиновников и крупных бизнесменов.
Да, в России неладно с основными государственными институтами, и, более того, так неладно, что Шувалов напрямую увязывает необходимость их кардинальной реформы с самой возможностью так торжественно объявленной модернизации.
В конце концов, выступает он перед циничными по определению капиталистами, а говорить приходится о законных правах граждан, неправедных судах и пугающей системе правоохранительных органов. Потому что это, как признает вроде бы наше руководство, и формирует инвестиционный климат.
Казалось бы, Россия стоит на пороге решительных перемен, инициируемых самой властью. Поскольку есть четкое понимание, что без них она не решит поставленные ею самой задачи, а не выполнив их, окажется в глубокой яме ― вместе с нами, разумеется. Но нет: в отличие от прочих «Россия ― очень сложная страна», и «мы не можем себе позволить социальных волнений».
Действительно, сложнее некуда.
Впору обращаться к ленинскому наследию про «верхи не могут». Очень хотят, но вот не могут, поскольку опасаются смуты.
Страхи эти были бы понятнее, если бы публика могла каким-то образом отличить тех, кто всерьез озабочен состоянием основ государственности, от их же коллег из числа высших чиновников, кто превратил эти основы невесть во что. Ну, например, если бы Игорь Шувалов с единомышленниками основали в правительстве такую партию за законные права граждан, а оппоненты (он и сам не сомневается, что они есть) вынуждены были бы организоваться в противоположную группировку. Вот мы бы и разобрались. А без этого говорящие правильные, пафосные речи как-то сливаются с теми, против интересов которых эти речи направлены, в единый малоприятный организм, глаза которого боятся, а руки делают.