Цивилизация
Александр Исаевич Солженицын после возвращения в Россию в 1994 году был признан живым классиком, с ним встречались политики — от президентов до губернаторов, ему вручили Государственную премию. Но при этом едва ли все эти годы его влияние на ельцинскую, а потом и путинскую Россию было соизмеримо с тем, какое оказал на СССР «Один день Ивана Денисовича» или «Архипелаг ГУЛАГ».
Даже Солженицыну с его официальным признанием в стране и мире, с его эпической творческой и человеческой судьбой, по большому счету, не удалось стать моральным авторитетом постсоветской российской нации.
Проблема не в самом Солженицыне, в чьей искренности не сомневались ни сторонники его порой весьма спорных политических взглядов, ни убежденные противники, — проблема в самой нации и ее власти.
Как говорил другой человек эпической судьбы, Лев Гумилев, «бывают эпохи, в которые жить легко, но противно». В путинскую эпоху в России жить, несомненно, легче, чем в сталинскую. Однако окончательная победа интересов над идеалами, постоянное использование разговоров о высших ценностях как о сугубо конъюнктурном пиар-обрамлении корыстных устремлений правящей элиты, привели к размыванию моральных ориентиров. Почему Солженицын стал моральным авторитетом? Потому что не побоялся противостоять жестокому режиму, пережил репрессии, сумел создать эпосы о ГУЛАГе и русской революции. Он шел против гигантской силы, осознававшейся многими мыслящими и совестливыми людьми как абсолютное зло, при том что эта сила прикрывалась идеалами, искренне близкими миллионам людей.
Сейчас принципиально иные времена. Хотя в последние годы Россия совершает последовательный откат от гражданских свобод и уменьшает свободы экономические, все же нынешняя власть по жестокости и подавлению личности не сопоставима со сталинской и даже с брежневской. Россия веками пыталась осуществить мессианское предназначение — от построения «третьего Рима» до коммунистического царства справедливости на земле, при этом власть постоянно предавала гуманистические идеалы христианства и свои мессианские устремления.
В разрыве между глобальным национальным проектом и перманентной жестокостью властей и рождались моральные авторитеты.
Понятно, что в современной России и морально противостоять власти гораздо легче (больше свободы, карательный маховик государства, к счастью, еще не раскручен до сталинских оборотов), и никаких глобальных задач, кроме реализации полумифической стратегии-2020, страна не ставит.
В такой ситуации моральным авторитетам появиться крайне трудно. Но крайне трудно появиться и нации. Это, конечно, не означает, что нужна новая погоня за миражами вроде коммунизма в отдельно взятой стране. Но
впервые за долгие годы, если не века, в России сложилось уникальное положение: привычное отстранение народа от власти наложилось на относительное экономическое благополучие и отсутствие у государства четко обозначенной глобальной цели развития. Это идеальные условия для размывания нации, у которой нет ни общих интересов, ни понятных идеалов.
Непримиримый идейный борец с коммунизмом Александр Солженицын, по сути, всегда поддерживал имперский проект России, вполне разделявшийся коммунистическими вождями, — проект, который в ситуации постоянного сокращения населения и уменьшения влияния страны на остальной мир сейчас выглядит совершенно утопическим. Разумеется, «жить не по лжи» (была еще такая советская интерпретация — «жить по Солжи») каждому уважающему себя человеку важно и сейчас, как в любое другое время. Времена не выбирают — в них живут и умирают.
Но трудно стать моральным авторитетом в стране, где «национальным достоянием» реклама объявляет газовую монополию (а не писателя, поэта, философа, ученого), где моральным подвигом можно считать неголосование за «Единую Россию» и неучастие в квазивыборах президента
(при том, что тебе за это ничего не будет), где телевидение пытается мучительно выбрать «Имя России» из тиранов и неудачников прошлых эпох.
В том-то и проблема, что, когда у страны нет внятного пути, у нее нет и имен. То есть она может родить великого ученого или художника, но в ней почти невозможно стать великим примером человечности для нации и ее власти, авторитетом в вечной школе жизни.
Александр Солженицын был несомненным моральным авторитетом, но в наименьшей степени для сегодняшней России, в которой формально нет ненавистного ему коммунизма и в которой он впервые в жизни был едва ли не единомышленником власти.
Весь свой моральный капитал он нажил в иные эпохи. Он ушел, оставив нам моральную пустыню, в которой нации предстоит находить утерянные ориентиры, создавать моральные оазисы и рождать новые моральные авторитеты. Солженицына никогда не слышали и не слушали так мало, как в последние годы жизни. Одно это обстоятельство является диагнозом сегодняшней России.
