Цивилизация
Конечно, настоящим успехом было бы уничтожение человека, который действительно является врагом России №1, — Шамиля Басаева. Аслан Масхадов не является ни террористом №1, ни №2. «Виртуальный» президент и главнокомандующий, он был скорее элементом политической конструкции чеченского терроризма и чеченского сопротивления.
Его уничтожение выбивает козырь из рук критиков Кремля внутри России и на Западе, периодически призывавших федеральное руководство к переговорам с Масхадовым.
Вряд ли эти переговоры, к которым Москву регулярно и заведомо безуспешно призывали в Европе и возможность которых Москва столь же регулярно отвергала, могли даже теоретически иметь какой-то успех. Скорее реальные воюющие террористы использовали Масхадова в качестве «легального» (с точки зрения Запада) рупора своих политических требований, нежели он руководил ими. Для Москвы же Масхадов перестал быть приемлемой фигурой после того, как с территории находившейся под его руководством Чечни был совершен рейд на Дагестан. Тогда же Масхадов перестал быть реальным президентом и для самой Чечни.
Однако существование Масхадова, избранного некогда президента практически независимой на тот момент Ичкерии, позволяло критикам Кремля говорить о наличии легитимных представителей чеченского сепаратизма. И проводить такую же грань между ним и террористами, вроде Басаева, какую Запад в течение многих лет проводил между Ясиром Арафатом и палестинскими боевыми террористическими организациями. Это бесило Кремль, который не признавал и не признает существования «чеченского сепаратизма» как отдельной политической проблемы.
Напомним, что выдвижение Масхадова на первые роли в чеченском сопротивлении произошло девять лет назад и было непосредственно связано с гибелью предыдущего президента Чечни Джохара Дудаева. Дудаев был уничтожен в апреле 1996, а уже летом Аслан Масхадов, бывший офицер российской армии, рассматривавшийся Кремлем как один из «умеренных» и договороспособных командиров, возглавил делегацию сепаратистов на переговорах с федералами, заинтересованными в прекращении боевых действий в период президентских выборов. Тогда смерть радикального Дудаева, которого Москва рассматривала как врага №1, открывала путь к переговорам.
Сейчас гибель чеченского президента имеет противоположный политический смысл.
<1>Ряд экспертов высказывают сомнение, что операция в Толстой-Юрте была экспромтом и случайным успехом, подразумевая, что у федералов и раньше была возможность убить формального лидера сепаратистов. Если это так, то уничтожение Масхадова сейчас следует, видимо, рассматривать как попытку переломить негативный информационный тренд, сложившийся в восприятии действий Кремля. Продемонстрировать успех.
Во всяком случае, реальная ситуация в Чечне сегодня определяется другими факторами, и убийство Масхадова способно решить лишь политические и пропагандистские задачи Москвы, а не те проблемы, которые препятствуют действительному замирению в Чечне и на Северном Кавказе в целом.
Сегодня федеральные силы здесь имеют дело не с организованным фронтом сопротивления, а с террористическо-диверсионной сетью «непримиримых», с одной стороны, и значительным количеством легализованных вооруженных формирований, чья лояльность Москве определяется конъюнктурой. Воюющие на стороне федералов против «непримиримых», эти подразделения на самом деле заинтересованы в продолжении конфликта, дающего им политический вес и свободу действий. И пока эта ситуация сохраняется, рассчитывать на реальное успокоение в регионе сложно. А исчезновение Масхадова может иметь своим следствием появление новой фигуры, выражающей идею особых прав и особого статуса Чечни, чей потенциал может оказаться даже большим, чем потенциал «виртуального президента».
