Не так все плохо

Один пожилой литератор поехал в провинцию. Соответственно, из своей Москвы, раз в провинцию.

Поехал не жить — еще чего! Один город в стране всего-то и есть — куда ж из него. Есть, конечно, Питер, но это и не город, а просто большой музей. Как всякий русский музей, он небогат. Остальные населенные пункты (в основном это пгт, поселки городского типа, или, как вот сейчас на слуху, станицы, в которых, впрочем, нету никаких казаков после расказачивания, которое, строго говоря, было не расказачиванием, а геноцидом, этаким русским холокостом, только набитым не латиницей, а родной кириллицей) называются городами по той же лживой схеме, по которой скудные и очень плохие проселки в России называют «федеральными трассами». А сараи и ларьки – супермаркетами. Еще красиво, когда у нас пишут, что «туалет не работает», и этим страшно смешат иностранцев. О, в России туалеты будто бы могут работать — как оригинально здесь трактуют слово «работа», какие странные вещи и какие свои отправления русские считают работой… Западу этого не понять. Или еще у нас объявляют в метро: «Поезд дальше не идет». И люди молчат, не возмущаются и не смеются. Хотя все прекрасно понимают, что поезд тут не останется ночевать, не станет на прикол у платформы, а тронется и прекрасно проследует к себе в депо.

Так что и с русским телевизором вообще никаких вопросов – все понимают, что сказанное не следует понимать дословно, имелось в виду одно, сказалось другое, подумалось совсем третье, а деньги заплатили за четвертое и т. д. Помните, при Брежневе раздавали антисоветские листовки, в которых ничего не было написано – зачем, когда и так всем все понятно.

Но я не про это, а про, как ни странно, позитив!

Он вот в чем.

Литератор поехал в провинцию, в Ярославль. Не собирать фактуру для новой книги: чего уж собирать-то на седьмом десятке, когда давно все ясно. Уже б можно и убавить знаний, ибо от них ничего, кроме, как известно, печали.

А поехал он встречаться с читателями.

Ну, встретился, поговорил, ответил на оригинальные вопросы о творческих планах — и на вокзал!

И вот он заходит в вагон… Пытается то есть зайти. И так, входя, он вдруг замечает, что то ли поскользнулся, то ли оступился, и поймал себя на том, что валится в щель между перроном и вагоном. А это наш русский путь такой, под путем можно понимать и железнодорожное полотно в том числе, с платформами. К чему этот провал между двумя твердями, зачем он – поди знай. Может, оттого что у нас очень многое делается на глаз, и случись кому выпустить вагон нестандартной ширины, так он безболезненно причалит хоть куда. Или, может, кто-то бетон экономил, строя одновременно с перроном и домик себе. Или, как учил нас Веня Ерофеев, в жизни все должно делаться медленно и неправильно, чтоб человек на загордился, чтоб осознавал, что между ним и счастьем – пропасть! Ставь где хошь ударение в последнем слове: такая наша жизнь.

Однако же, падая вот так в пропасть, литератор неким удивительным образом извернулся – и упал все же не вниз, не между, не в бездну, но в тамбур! Да так ловко, что стеклянная бутылка виски, которую он держал в руке, даже не разбилась! А паспорт, который был в другой руке, ничуть не помялся! Ну, ногу разбил в одном месте, а в другом заметно ушиб — это, конечно, было, но не идет ни в какое сравнение с тем, что могло бы случиться.

Литератор прошел на свое место, согласно билету, сел в купе, откупорил бутылку и… вы не угадали — стал поливать целебным напитком поврежденную ногу. На глазах изумленного соседа. А после остаток выпил и был таков.

В чем же урок этого происшествия? Ну, только отчасти в пропасти, которая отделяет Россию от Москвы. Но еще и в том, что путешествие из страны в ее столицу не так просто и не так безопасно, как может показаться.

— Как же ты мог взять в дорогу стеклянную бутылку?! – удивился я. – Когда виски давно уже разливается в пластиковую тару?
— А что там, в Ярославле, думаешь, есть duty free, что ли?
— Ну, из дому прихватил бы дьютифришную.
— И выпил бы ее давно. Так и так. А в Ярославле все равно в магазин…
— Так ты б пластиковую не выкидывал и после бы налил в нее из стеклянной… Что называется, refill.
— Гм…

Дальше больше. Выяснилось, что литератор потерял равновесие, зацепившись за собственный самопроизвольно развязавшийся шнурок. У него всего одни ботинки со шнурками, — их-то он и использовал в тот непростой день!

С литератором мы встретились и поговорили об этом случае на вручении премии «Большая книга», которое из нас ни один пропустить, конечно, не мог. Он ходил по залу, прихрамывая. А после и вовсе стал опираться на трость. Кто спрашивал, тем он рассказывал про подробности «несчастного случая». Но спрашивал мало кто: видно, люди думали, что русскому литератору страдания очень даже к лицу, куда ж он без них.

И так он рассказывал, рассказывал – а потом вдруг понял, что неправ! Он понял, что все не так и даже наоборот! Вот если б был летальный исход, то, конечно, можно было б этот случай считать несчастным. Если б сломал позвоночник, то случай стал бы тяжелым. А вот так попасть в смертельно опасную ситуацию и всего лишь ушибить ногу – да это ж просто счастливый случай! А вовсе не несчастный. Повезло человеку!

Вот видите, в жизни всегда есть место для счастья. Этому – в том числе, как выясняется, и этому тоже – учит нас русская литература.

Именно так.

И перестаньте уже ныть.

Не так все плохо.

В жизни все идет хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем могло бы быть. Этот свой афоризм донес до меня упомянутый литератор. Мне понравилось. В ответ я дал ему свою формулировку, которая понравилась ему: надо радоваться, когда плохое настроение, поскольку чаще бывает очень плохое.

Я тут не только про политику, а все же шире. Все-таки шире.