Белая кость

Летчики – так я называл в детстве всех приятелей моего деда, полковника медицинской службы, начальника ленинградского окружного военного госпиталя. И что же за счастливые это были люди! И что же за счастливое время! Утро на даче начиналось с того, что – «Бац!» – вылетали стекла в доме. Дедушка в семейных трусах выскакивал из спальни, бегал по саду, махал кулаком закладывавшему в небе бочку самолету «Миг 21» и орал:
       — Темка, сволочь! Я тебя, гада, в бане ошпарю!
       Темка, дядя Тема, был летчиком. Каждый тренировочный полет он начинал с того, что преодолевал сверхзвуковой барьер на бреющем над нашей дачей. Служил в дивизии у легендарного Покрышкина. Каждый год в мае Покрышкин вызывал его и говорил:
       — Тема, слетай в Крым за черешней мальчишкам.
       И дядя Тема на самолете «Миг» летел в Крым или на Украину. Чего там лететь? Час туда, час обратно. Загружал боевую машину ящиками свежайшей черешни и привозил солдатикам. И эти истории рассказывалась потом всем, включая командующего округа, и командующий журил, конечно, Покрышкина, но понимал, что ведь солдатикам… и ведь Покрышкин… И использование боевого самолета в неслужебных целях никогда не наказывалось. Военные были белой костью.
       Дедушкиного шофера и дедушкиного денщика сажали за общий стол, наливали, кормили борщом. Когда кто-то из офицеров вставал, солдатики тоже вскакивали.
       — Да сиди ты, Иванченко.
       — Слушаюсь, товарищ полковник,— говорил Иванченко и продолжал стоять столбом. А еще Иванченко гулял с детьми и бегал в магазин.
       Мои бабушка и дедушка вели странную жизнь. Во время ленинградской блокады бабушка похудела вчетверо, но продолжала работать хирургом в госпитале и не умерла только потому, что дедушка ухитрился как-то прорваться по Дороге Жизни и привез ей свой офицерский паек. А после войны, когда дедушка заведовал военным госпиталем в немецком городе Глаухау, семья его жила в четырехэтажной вилле с садовниками и горничными, и в праздничные дни там устраивались балы. Настоящие — дамы в вечерних платьях, офицеры в парадной форме. Во время одного из таких балов на дедушкину виллу напали какие-то прятавшиеся несколько месяцев по подвалам эсэсовцы, и бабушка, прямо как была в бальном платье, отстреливалась от них из автомата ППШ.
       Они были беззаботные люди. Жили то богато, то бедно. Могли быть каждый день арестованы, убиты или невероятно обласканы начальством. В любом случае – могли годами ни черта не делать, париться в бане и пить водку, будучи в полной уверенности, что живут не зря. Они всегда были героями. И тогда, когда выиграли Великую Отечественную войну, и когда проиграли финскую. Все равно. Не взяв линию Маннергейма и не сумев победить крохотную финскую армию, мой дедушка вернулся героем финской войны, и в таком качестве командующий повел его свататься к моей бабушке.
       Это были счастливые времена. И я, честно говоря, не заметил, когда они изменились. Я не помню точно, когда мой дед из самоуверенного гусара превратился в жалкого старика. И когда это началось, что один из его приятелей, полковник-строитель, выпив, стал говорить с обидою в голосе:
       — Да я за свою жизнь построил город! Только кому он такой город на хрен нужен!
       Когда это произошло, что военные стали задумываться о смысле своей военной жизни? Когда это повелось, что офицер, командовавший группой захвата в Афганистане и Чечне, всякий раз во время дружеского застолья начинает оправдываться в том смысле, что ребят своих берег и наркотиков им не давал?
       Дело же ведь не в деньгах и не в квартирах. Приятели моего деда жили и в землянках, жрали и пустой хлеб. И срока получали по десятке плюс пять «намордника» за крепкий солдатский анекдот. Однако же не переставали ощущать себя белою костью. Потому что у военных должны быть не денежные привилегии и не бытовые. Главной привилегией, необходимой для того, чтобы иметь боеспособную армию, должен быть смысл жизни. Если военные задумываются о том, зачем берут высотку, зачем следят за экраном радара, зачем продувают там какой-то балласт – все! Армии нет!
       Привилегия военных должна заключаться в том, чтобы ничего не делать и всегда быть снабженными смыслом жизни – чистым, как наркомовские сто грамм.
       Может быть, я знаю, когда пропал этот самый смысл жизни. 5 марта, подозреваю, 1953 года, когда умер Сталин. Беда в том, что до конца жизни любимой дедушкиной песней оставалась: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина». Дело в том, что смысл жизни, которым снабжало моего дедушку советское государство, был ложным. Его летчики воевали за Родину, за Сталина, за социализм, за идею. А вот американские летчики сражаются за Америку. Вне зависимости от правящей партии и имени президента. У них экзистенциального кризиса не будет никогда.