Чужие

По Российскому телевидению идет фильм журналиста Аркадия Мамонтова «Чужие». Фильм, разумеется, про чеченцев, про террористов, про всякую нелюдь, взрывающую дома и отравляющую счастливую мирную жизнь.

У Аркадия Мамонтова всегда так: если не про террористов, так про детскую порнографию. Я бы на месте редактора нарочно послал Мамонтова снять репортаж про первое сентября. Попробуй, дескать, Мамонтов, снять хороший репортаж так, чтоб в кадре никакому ребенку голову не отрезали и вообще никто не умер.

Это есть такой жанр ужасной журналистики. Репортер едет в горячую точку и, рискуя жизнью, снимает шокирующие кадры, да еще и говорит что-то в камеру на фоне летящих снарядов. Нормальный жанр, уважаемый. Раньше такие мясницкие репортажи снимала Елена Масюк, а потом, побывав в чеченском плену, как-то вдруг перестала снимать. Может быть, поняла, что одно дело фильм ужасов, а другое дело – плен.

Они снимают фильм ужасов. Они даже названия берут из фильмов ужасов, потому что, как и в художественном кино, задачей своей ставят не отображение событий, а выдавливание из репортерской своей головы или хищение из архивов Голливуда какой-нибудь мысли.

Фильм ужасов «Чужой» с Сигурни Уивер был снят в то самое время, когда казалось, будто политическая корректность победила уже во всем мире. Время действительно было счастливое. Цивилизованным людям казалось, что можно со всеми договориться, как договорились с Ясиром Арафатом, с русскими, с китайцами.

И тут голливудский сценарист выдумывает коллизию, столь же чудовищную и неразрешимую, как история про Гамлета или про два враждующих семейства в Вероне.

«А представьте себе такого врага, с которым договориться невозможно», — говорит фильм «Чужой» и тем цепляет обывателя за живое. Обыватель ведь привык думать, будто враг трусливее его, а тут на тебе — чудовище, истекающее слизью, у которого в глазах только смерть и которое личинки свои откладывает в вашем собственном теле. Представили. Ужаснулись. Что вы будете делать со своей толерантностью, если враг хочет только вашей смерти, а не мирного с вами сосуществования? Что мы будем делать? Что, честное слово? Да убьем мы его. Поднапряжемся и убьем, пока он нас не переубивал!

Если хотите, этот самый фильм «Чужой» вместе со всеми его продолжениями был этаким предупреждением про 11 сентября, про террористическую сеть, про антиглобалистов.

И предупреждение сбылось. Сильные мира оказались полными дураками, поскольку в политических своих планах не учли, что враг бывает такой, что нельзя его подкупить и нельзя с ним договориться.

Самолеты упали, дома взорвались. Теперь сильные мира вообще всякого, кто не машет соответствующим флагом и не поет соответствующий гимн, записывают немедленно в разряд чужих и начинают уничтожать.

Ксенофобия стала государственной политикой, чему прямым доказательством является тот факт, что на государственном телеканале идет в эфир фильм под названием «Чужие». И дело не в том, что я пытаюсь защищать террористов. Я просто говорю, что мысль, будто «чужой» значит «плохой» или «враг» — это, господа, ксенофобия. Это фашизм, открыто пропагандируемый по орбитам от Камчатки до Калининграда.

Голливудский фильм «Чужой», выдуманный в атмосфере всеобщего идиотского благодушия, был, если хотите, некоторым нравственным прорывом, заставлял широкие массы подумать мысль, для официальной пропаганды являвшуюся тогда запретной.

Но времена изменились. Официальное благодушие обернулось официальной жестокостью. В этих условиях мамонтовский фильм «Чужие» – это присоединение голоса к всеобщему ксенофобскому лаю, выполнение социального заказа, подмахивание и подвывание в духе решений партии и правительства. Хорошо еще, что в мечетях не проводят собраний и не просят мусульман отрекаться от родственников, уличенных в ваххабизме. Хотя уж и отрекаются по собственной воле.

Между прочим, репортер Аркадий Мамонтов был единственным, кого допустили на крейсер «Петр Великий» снимать про запоздалое спасение подводной лодки «Курск». Его приняли в круг «своих», каковой круг для приличного журналиста — позор почище секретного сотрудничества с Лубянкой. Причастностью к кругу «своих», как и всяким вообще позором, дорожат так, что поскорее спешат всех врагов режима записать в «чужие».

Журналистской удачей было бы сейчас на фоне всеобщего озверения по отношению к озверевшему врагу найти все-таки, раскопать или изобрести наконец способ договориться с врагом. Или хотя бы понять врага. Вопрос, например, вот такой: «Мы убиваем мирных жителей и насилуем женщин врага ради сохранения государственности и демократических свобод, а они, гады, ради чего убивают мирных жителей?». Это было бы шагом к окончанию войны, а не трусливым ее разжиганием без оружия в руках. Это было бы сенсацией, а не послушным повторением изуверских всенародно поддержанных банальностей. Это было человеческой мыслью, а не собачьей брехней. За эту мысль псарь немедленно лишил бы аккредитации.