Поэзия трудных времен

В России опять наступили трудные времена. Трудные времена у нас совсем не то, что на Западе или Востоке. В России есть особая поэзия трудных времен.

Для народа очередная эпоха неблагополучия – это атмосфера подлинной стабильности и наиболее естественного существования. То есть существования без особых надежд на улучшение.

Для политизированных искателей высшей справедливости в земной жизни — как раз наоборот, всплеск надежд на «улучшение» страны (просто потому, что на продолжение путинской внутренней и внешней политики у государства не останется денег). Для творческой интеллигенции – шанс создать что-нибудь для вечности в связи с усыханием потока текущих заказов и гламурной суеты.

В нашей стране сложилась особая культура восприятия трудных времен. Обывателям трудные времена кажутся нормой, поскольку веками жить в России для подавляющего (точнее, в данном случае надо говорить «подавляемого») большинства людей как раз и значило – выживать. Переживать очередные трудные времена. Причем, как правило, свое благополучие наш народ осознавал задним числом на фоне еще большего неблагополучия. Так родилась шутка, думаю, до сих пор имеющая большое количество сторонников среди так называемых «обычных людей», что мы все-таки жили при коммунизме в эпоху Брежнева. Хотя в эпоху Брежнева райской (или подлинно коммунистической для сторонников коммунизма) жизнь не казалась отнюдь не только мятущимся интеллектуалам, но и лишенному рефлексии, а также высоких устремлений рядовому «совку».

Нынешние трудные времена могут понравиться части обывателей, не особенно преуспевших в этой жизни, еще и потому, что теперь у них вроде как есть оправдание: весь мир не смог, значит и я не хуже. Опять же, нашему традиционно бедному среднестатистическому гражданину всегда было приятно наблюдать за разорением богатых.

Нашего человека, лично не осознающего разницы между десятью тысячами, десятью миллионами и десятью миллиардами долларов, всегда завораживает, когда какой-нибудь «абрамович» в одночасье теряет миллиарды.

Интеллигентское восприятие благополучных и неблагополучных времен в России тоже особого свойства. Пожалуй, наиболее точно это отношение выражено знаменитой фразой Льва Гумилева «Есть эпохи, в которые жить легко, но противно» (сказано ну прямо про путинские «нулевые») и не менее знаменитой строчкой песни доктора Айболита — Олега Ефремова в фильме «Айболит-66»: «Это даже хорошо, что пока нам плохо».

Российские интеллигенты, либералы, вольнодумцы традиционно видят в ухудшении «потребительской» ситуации, в ослаблении «колбасного» ресурса власти едва ли не единственный шанс на политическое потепление, резонно полагая, что в относительно благополучные эпохи правительство палец о палец не ударит.

Согласитесь, это вовсе не вскормленная протестантской этикой и циклическими кризисами капитализма надежда западных обывателей на то, что очередной кризис неизбежно даст импульс новому процветанию.

Так уж сложилось, что в России обычное для любого человека в любую эпоху при любом режиме противоречие между желанием окончательной ясности, максимального комфортного и прочного устройства личной судьбы и жаждой новизны, перемен, приключений накладывается на практически полную беспросветность политических эпох. Некоторые люди в России порой устраивались даже очень хорошо – страна оставалась неустроенной. Поэтому мы научились различать разные оттенки ужасного, чувствовать самые тонкие нюансы конфликта плохого с худшим. На фоне сталинских репрессий оттепелью казалось правление Хрущева, на фоне голода Великой Отечественной и первых послевоенных лет сытостью казался брежневский застой. Наверное, так же нашим более далеким предкам правление Бориса Годунова казалось куда более «вегетарианским», чем опричнина Ивана Грозного. Тем не менее, наученное горьким опытом постоянно сменявших друг друга «трудных времен» большинство очень боялось и теперь боится ослабления «режима».

Порядок, жесткая регламентация и консервация пусть откровенно скверного, нищего, бесперспективного, но уже привычного уклада жизни кажутся людям предпочтительнее все этих «ветров перемен» и «окон возможностей».

Для свободных, мыслящих, желающих разумно действовать людей «лихие» 90-е были однозначно предпочтительнее нефтяного болота путинизма. И сейчас им может показаться, что есть, наконец, шанс снять эту густую нефтяную пленку с заболоченной живой воды жизни в России, превратить болото в нормальную реку с течением, с возможностью плыть как по нему, так и против него. В шансе политических перемен как залога нового экономического подъема, пожалуй, теперь главное утешение российского среднего класса, для которого кризис становится крахом надежд на окончательный вывод себя, детей и внуков из состояния реального возврата в бедность.

В России опять наступили трудные времена. Но кто сказал, что прежние, ушедшие не то месяц, не то два назад, прямо только что, были легкими? Сейчас будет не так прибыльно изворачиваться и лгать, вступать до кучи в «Единую Россию», пресмыкаться перед начальством. Сейчас мы сможем (при желании, конечно) лучше разобраться, как и почему появляются и исчезают блага потребительской цивилизации, к части которых часть из нас успела привыкнуть. Сейчас появится повод отделить для себя вечное от сиюминутного. Суровая поэзия очередных трудных времен снова напомнит нам о том, что жить вообще трудно.