Революция продолжается

Помимо войн памяти существует еще проблема передачи исторической памяти. Это когда концепции истории не вступают в прямое противостояние, например, методом выноса тела Сталина из Мавзолея, а когда то или иное событие представляется самым запоминающимся и/или значимым. Вне зависимости от того, что объективно, а не с субъективной точки зрения определяло ход событий. Здесь возможна и искаженная оптика, и интуитивные попадания поразительной точности.

Я не был на презентации последней книги Михаила Сергеевича Горбачева в магазине «Москва» на Воздвиженке. Но ровно в вечер этого мероприятия, оказавшегося бурным, эмоциональным, потенциально даже конфликтным, спускался в подземный переход рядом с воскресшим на лужковский манер многострадальным Военторгом, то есть в нескольких десятках метров от места события. Из какой-то двери вышел мужчина под шестьдесят, и мне почему-то показалось, что он идет именно с презентации. И точно:

растрепанный человек в очках, обращаясь в никуда или к случайному прохожему, а на самом деле к самому себе, вслух произнес: «Ну Горбаче-е-ев…» Определить, что было в этом явно полемическом по духу высказывании — одобрение, восхищение, разочарование, ненависть — не представлялось возможным. Но вполне очевидно, что Михаил Сергеевич ранил своего то ли сторонника, то ли противника в самое сердце.

Так и с нашей историей. В интерпретации ее событий мы чаще всего затрудняемся с ответом, так и не определившись с тем, что в ней самое важное. Согласно недавнему опросу ФОМ, 31% респондентов затрудняется с ответом на вопрос, какие события были самыми главными в период между 1985 и 1999 годами. Хотя для 25% опрошенных это все-таки перестройка.

Мало того, большинство уверено в том, что перестройка еще не закончилась. И таких 51%! Версию календарно-историографической границы окончания процесса, который «пошел», — 1991 год — поддерживают всего 5% респондентов.

Это говорит о том, что внутреннее время россиян не совпадает с календарем, астрономическим и сиюминутно-политическим. И спрашивать у них, какое, милые, у вас тысячелетие на дворе, конечно, можно, однако ответ окажется самым неожиданным: «Перестройка продолжается». То есть страна, по самоощущениям россиян, даже погруженных в сегодняшние заботы и считающих самым важным (в отличие от главного) событием дефолт-1998, все еще находится в состоянии транзита.

И в этом самоощущении респонденты оказываются чувствительнее и тоньше самых изощренных социологов и даже, страшно сказать, кремлевских политологов-звездочетов. У них уже давно наступила стабильность, которая после временного помутнения «модернизации» окончательно отлилась в граните новой скульптуры «Рабочего и колхозницы», где рабочий — Сидякин, колхозница — Костунов или наоборот. А людям кажется, что они, как цыгане, продолжают кочевать в поисках покоя и модели оседлого домоводства по пространству рухнувшей империи, где портреты былых вождей стоят, покосившись, как истуканы острова Пасхи.

Характерно, что в первую тройку главных событий эпохи вошли исключительно сюжеты из советского периода: перестройка, распад СССР, ГКЧП. И лишь затем с отставанием следуют чеченская война и дефолт.

А в первой тройке самых важных событий два из советского времени, одно из постсоветского, зато на первом месте — дефолт. Вторая строчка — Чернобыль, третья — вывод войск из Афганистана. И все эти события отнюдь не позитивного свойства. «Ближняя» историческая память отягощена катастрофами и катастрофическим ощущением: что-то развалилось, и вот теперь продолжается транзит.

Этот транзит, используя термин Владимира Мау, можно назвать «постреволюционной реставрацией». И ее безусловный лидер — Владимир Путин. Он тот деятель, который, с точки зрения респондентов (46%), сыграл положительную роль в не окончившейся истории транзита. Именно потому, что стал посткатастрофным лидером.

Но второе место после Путина с результатом 37% занимает мистер «Затрудняюсь-с-ответом». А в номинации деятелей с отрицательными качествами этот господин — абсолютный чемпион: затрудняются 54%, хотя 12% отдают второе место в отрицательном рейтинге Борису Ельцину, опередившему Михаила Горбачева.

Здесь, конечно, самое место привести затертое до обесценения высказывание о том, что результаты Великой французской революции еще рано подводить. Но оно уже не точно, потому что как раз история этой революции и послужила естественным объяснением революционных циклов, в том числе стала доказательством того, что постреволюционная турбулентность может длиться не годами, а десятилетиями, и, например, транзит, начавшийся в 1917-м, еле-еле закончился во второй половине 1960-х, если не в начале 1970-х. И тут же начался застой, в зародыше имевший новую революцию.

Которая, как и было сказано в слогане 25-летней давности, придуманном спичрайтерами Горбачева, продолжается.