Как перепахали Ходорковского

На днях стал известен подлинный интеллектуальный источник знаменитой статьи-манифеста Михаила Ходорковского «Левый поворот». Очевидное влияние на базовые идеологические тезисы статьи, призвавшей демократов и либералов пойти налево, с тем чтобы не проиграть выборы и соответствовать ожиданиям масс, оказало предисловие к научной антологии «Либеральный социализм», увидевшей свет в Париже в 2003 году. Перевод этого материала французской философини Моник Канто-Спербер был опубликован в номере 38 журнала «Неприкосновенный запас», который попал в руки Ходорковского. Журнал был прочитан не только опальным олигархом, но и одним из трех его временных сокамерников, а именно Квачковым, обвиняемым в покушении на Чубайса (факт совместного нахождения в камере подтвержден адвокатами). Между двумя знаменитыми сидельцами разгорелся спор о либеральном социализме, в результате чего Квачков, занятый написанием диссертации, квалифицировал экс-главу ЮКОСа как умного человека.

Идеи либерализма, облагороженного социализмом (или наоборот — кому как нравится), известны давно, а уж в западной научной традиции, как продемонстрировала Канто-Спербер своей антологией, существуют с XIX столетия. Ходорковский сумел придать этому своду идей прикладной политический смысл, но, как и Канто-Спербер, так и не смог разрешить коренное противоречие между социализмом и либерализмом, которые, будучи скрещенными в одной доктрине, напоминают, по выражению Бенедетто Кроче (представленного в антологии), «козла с оленьими рогами».

С этим самым социалистическим козлом, которому наставил рога либерализм, и пытается разобраться Моник Канто-Спербер, перепахавшая Ходорковского с не меньшей энергией, чем Н.Г. Чернышевский, с его так и неотвеченным «Что делать?», — Ленина.

Главный ее тезис: «Философия социализма — либерализм», а вовсе не марксизм и его тоталитарные воплощения. Есть в предисловии и вполне прагматический пассаж, прямо отсылающий к «Левому повороту» и указывающий на то, что социализм и либерализм могут «время от времени» объединяться, «например, для защиты демократии». Справедливости ради надо сказать, что равно этот процесс и происходит сейчас при попытках создать оппозиционную коалицию, в которой перемешаны, как сказал бы Пастернак, «продукты разных сфер» — от Хакамады до коммуниста Мельникова и лимоновцев. В подобного рода коалициях вопросы об отношении к частной собственности и принципах строительства открытой рыночной экономики отходят на второй план, а объединительной платформой оказывается стремление сохранить демократические институты и процедуры.

Правда, ради той же справедливости стоит заметить, что, с одной стороны, стремление любой ценой произвести «левый поворот» иной раз доходит до абсурда — например, когда Жанна Немцова в радиоэфире начинает доказывать, что молодежи значительно более близки социал-демократические ценности, нежели «папочкины» либеральные. А с другой — все равно решительно непонятно, почему люди, всем опытом своей жизни утверждавшие либеральные ценности, которые легли в основу нового российского государства, вдруг встали под знамена самой экзотической раскраски вместе с национал-большевиками и коммунистами.

Можно, конечно, предположить, что либерализм безнадежно морально и физически устарел, оказался out of fashion. Но надо признать, что его политическая традиция — не менее протяженная во времени — в не меньшей степени укоренена в дореволюционной и постреволюционной, дореформенной и послереформенной российской политической культуре, чем традиция социалистическая.

Что же до «социализации» либерализма — это естественная политическая реакция на огосударствление либерализма в последние пять лет, на формирование режима государственного капитализма. В истории России был уже опыт применения на практике либерального социализма — горбачевская перестройка. Только в ту эпоху либеральный социализм был реакцией на государственный социализм.

То есть исторически либеральный социализм всегда выходит на политическую сцену как реакция на чрезмерное огосударствление режимов любого свойства — неважно, социалистических или капиталистических.

Социализм горбачевского толка много сделал для политической демократизации, однако оказался бессилен в деле сколько-нибудь эффективного решения экономических проблем, для чего и понадобились дистиллированные либеральные инструменты, причем приспособленные для хирургического вмешательства.

А вот дальше начинается развилка. Фиаско тех, кто не смог приспособиться к новым реалиями, оценивается, по Канто-Спербер, «либералами-ортодоксами» и социалистами по-разному. Первые описывают социальные беды как «неудачу», а вторые — как «несправедливость». То есть на выходе, прагматически говоря, различие между либералами и социал-либералами сводится к трактовке уровня и степени социальной поддержки, к определению границ, согласно термину Егора Гайдара, «социализации капитализма». Но такая экономика оказывается в ловушке: все более щедрые социальные расходы требуют все больше денег, и потому власть отказывается от снижения налогового бремени и душит в фискальных объятиях все живое. Больше расходов — больше налогов — больше коррупции: это порочный круг «социального» государственного капитализма.
Понятно, что социальным и справедливым может быть только очень богатый и развитой капитализм, где нет запредельных различий между самыми богатыми и самыми бедными. Возможно, достижение этого почти утопического идеала и есть ниша социального либерализма — политическая, электоральная, экономическая.

Только вот здесь-то и кроется принципиальная ошибка. Решение проблемы не в том, чтобы повернуть налево и тем и успокоиться.

А, напротив, в том, что нужно как можно быстрее, последовательнее и энергичнее двигаться дальше вправо, подальше от государственного капитализма, который и тратит больше на социальные нужды, и убивает экономику, выдавливая из нее последние налоги. Чтобы расслабиться и позволить себе немного «полевачить», для начала необходимо уйти как можно правее.

Капитализм — не роскошь, а средство передвижения. И это самое «передвижение» еще не закончено.