Цивилизация
Книга Николая Сванидзе «Медведев» рассказывает о том, кем был российский президент до грузинской войны, и кем он мог бы стать, если бы ее не было. Произошедшая коррекция имиджа производит впечатление вынужденной: еще недавно глава государства как будто заставлял себя произносить грубые слова, сегодня он сам привык к ним, и теперь кажется, что строй его речи всегда был путинским. Его вчерашние слова о внешней политике и миропорядке искусственно суховаты, но сдержанны, рациональны, дипломатичны; сегодня они нарочито вызывающи.
Медведеву была навязана его новая роль – обстоятельствами ли, коллегой ли по дуумвирату, но сейчас он вошел во вкус. Роль выучена наизусть, слова отскакивают от зубов, как у первого ученика, новое платье короля перестало жать, подогнано по фигуре и уже кажется вполне органичным. Поменялся образ, сменился словарь, герой испытывает удушающее давление обстоятельств, и потому
книга «Медведев» устарела как раз тогда, когда печаталась в издательско-полиграфическом комплексе в городе Петербурге.
Западные партнеры по инерции соблюдали формат общения, соответствовавший ожиданиям от мистера Медведева и тому образу, который уже был протестирован и представлялся привычным со времени нескольких значимых международных форумов. Но протянутые руки только что не повисали в воздухе – мистер Медведев стал холоден и дистанцирован.
На внутреннем политическом рынке хорошо продавался его новый внешнеполитический образ – как если бы та же самая книга вышла в другой обложке, не мягкой, а твердой. Возможно, этот образ был взят напрокат у кремлевского предшественника, но тем более очевидной стала преемственность – не курса, но имиджа. (В наших обстоятельствах, впрочем, это одно и то же). Не случайно рейтинги двух вождей выросли синхронно и практически на одинаковое число процентных пунктов. Западные же СМИ почти перестали упоминать Медведева – им проще было называть двуглавого российского орла одним псевдонимом: ник «Путин» подошел как нельзя лучше.
Разговоры Сванидзе с Медведевым чем-то напоминают известную в Испании книгу бесед дона Хосе Луиса де Валальонга с доном Хуаном Карлосом Первым де Бурбоном, королем Испании. Только в последнем случае речь шла главным образом о делах давно минувших дней, а книга «Медведев» претендует на жанр воспоминаний о будущем: новый президент пробует на язык сценарии будущего и свое соответствие им. Сценарии получились в целом симпатичными – не толстыми и не тонкими, не высокими и не низкими.
Медведеву мешает высокая степень прагматичности — в книге слишком много «с одной стороны, с другой стороны» и не столько отшлифованных, сколько уклончивых формулировок.
В этом смысле интервьюируемого нельзя назвать реалистом, ведь он не требует невозможного. Он твердо знает рамку, границу и совершенно не желает выходить за ее пределы.
Планируемые действия – как в замедленной съемке: вот герой занес руку; она медленно опускается, что создает иллюзию действия, но вот куда эта рука опустится и опустится ли вообще, зрителю и читателю, возможно, так и не доведется узнать.
Отношение к профессиональной армии? «Вполне нормальное, но не нужно эту ситуацию идеализировать». Отношение к смертной казни? «Сложное… С одной стороны… С другой стороны…»
И, тем не менее, кое-что определенное в книге есть. В том числе и в рассуждениях о внешней политике, где много правильных слов о том, что называется «мягкой силой»: «Знаете, тяготеют обычно к тем, кто может предложить что-то интересное… Почему Америка такая сильная, и почему на нее равняются? Потому что она показывает конкурентоспособные образцы в экономике». «Мягкой силе» спустя короткое время лидер предпочел силу жесткую и сумел увидеть невиданную мощь там, где Россия проявила слабость.
Примеров такого рода – несоответствия книги и жизни — много. И они, особенно на фоне последних событий, заявлений, действий, образцов поведения, тем более не дают ответа на вопрос, кто такой мистер Медведев, а только запутывают.
Какой Медведев подлинный – тот, что в книге, или тот, которого показывают по телевизору? Тот, который вспоминает о том, с каким трепетом он смотрел «Покаяние» Абуладзе и расклеивал листовки с призывом голосовать за Собчака, или тот, который барабанным голосом твердит о том, что мы не боимся холодной войны и проживем сами без остального мира?
Или подлинный Медведев – это кто-то третий, который ждет возможности раскрыться, использовать шанс на демократизацию и модернизацию? Только теперь мнится, что дорога в этом направлении перекрыта – задумчивым и компромиссным, слишком хорошо все понимающим Медведевым из книги «Медведев» и президентом, чеканящим, как монету, слова в телевизоре.
Так кто же такой мистер Медведев? Еще один проклятый русский вопрос. То есть – не имеющий ответа.
