Чудо-УДО

В ответ на слухи о возможном условно-досрочном освобождении (УДО) Михаила Ходорковского и инициированные главой комитета Госдумы по законодательству Павлом Крашенинниковым поправки в Уголовный кодекс, предусматривающие новый порядок исчисления сроков пребывания в следственном изоляторе, а также в связи с 45-летием со дня рождения, самому знаменитому сидельцу России предъявлено новое обвинение. То самое, которое может сломать схемы досрочного освобождения. То самое, которого ждали и боялись. И в то же время, в появление которого тайно не верили.

Можно говорить о том, что логика следствия не обязательно должна совпадать с логикой политического мейнстрима. О том, что одно дело — рассуждения адвокатов Ходорковского и случайные совпадения всех этих разговоров с некоторыми инициативами по гуманизации законодательства, и совсем другое — рутинное течение следственных мероприятий. В конце концов, ведь не вчера же началось второе дело. Все эти доводы имели бы смысл, если бы осужденным, а теперь заново обвиняемым, не был именно Ходорковский Михаил Борисович. Его имя поминается членами дуумвирата, о нем они вынуждены говорить в Германии и Франции.

Ключевой вопрос, по ответу на который Запад будет измерять политическую температуру в России и возможность демократизации или хотя бы гуманизации атмосферы в стране, — это вопрос: выпустит ли Дмитрий Медведев Михаила Ходорковского.

Можно говорить, что этот вопрос — вовсе не главный. Что в стране груда проблем, коррупция вон расцвела пышным цветом, мировой финансовый кризис, словно бы специально генерируемый Америкой, мешает политической элите России допиливать активы, сформированные в лихие 90-е. Да мало ли чего еще предстоит сделать. Но ведь и вправду единственным полновесным критерием наличия или отсутствия оттепели является возможность или невозможность разрешения дела Ходорковского – дела политического, а не судебного. Как помилование или УДО, передача или непередача нового дела в суд являются строго политическими помилованиями и УДО, передачей или непередачей дела в суд. Они только по форме юридические. А так… Так служат критериями изменений в путинском политическом режиме или свидетельствами его окоченения с дальнейшим окостенением.

Разумеется, это понимают все. Естественно, это понимает президент. Понятно, что помилование Ходорковского означало бы разрушение дуумвирата. Очевидно, что УДО поставило бы под сомнение его устойчивость.

Нет сомнений, что второй процесс по делу Ходорковского, если он закончится обвинительным приговором, даст однозначно трактуемый сигнал: в стране не будет перемен, а оттепель – имитационная, картонная, декоративная.

Та самая «молчаливая война» выиграна теми, кто превратил передел ЮКОСа в единственную модель экономического поведения в России.

Плох или хорош Ходорковский, находится или не находится в сфере публичного интереса миллионов телезрителей его персона, внятен или невнятен смысл обвинений и оправданий, по факту значение имеет только его освобождение или неосвобождение. Наверное, оттепель (уже навязшая в зубах) не там, где мы ее ищем. Не в градусе поворота головы Медведева в дружеской беседе с Хавьером Соланой, не в удачно поставленной запятой в стенограмме его очередного выступления, не в самом распрекрасном расположении персон вокруг главы государства на совещании о судебной реформе, а в одном или нескольких (есть еще, например, Светлана Бахмина, сидящая в тюрьме мать двоих детей, в отношении которой тот самый суд, нуждающийся в реформировании, не применил даже отсрочку приговора) простых действиях. Эти действия должны свидетельствовать о том, что власть готова прощать, потому что не боится. Она не мстит, потому что по-настоящему сильна. Обратное будет свидетельствовать о ее трусости и слабости.

Это ведь, как, извиняюсь за грубое слово, с демократией: ее допускают там и тогда, где и когда власть чувствует себя сильной, уверенной в себе, свободной в той же мере, что и граждане. И ее зажимают там, где власть в себе не уверена, где она боится собственных граждан, слабо управляемых и непредсказуемых. Так и с экономикой: она свободна в той же мере, что сильна. Ее закрытость и существование в гетто госкорпораций и монопольных компаний – свидетельство слабости.

Так что русскому прорыву, русскому чуду, которое все чаще наше начальство ищет на футбольных полях (наряду с нефтяными), должно предшествовать чудо-УДО – факт освобождения политзэков.

Ходорковский был бы хорошим знаком. Если при этом мы не будем забывать еще и об абсурде «шпионских процессов» и о прочих причудах правосудия, которые, по определению того же Михаила Борисовича, спровоцированы когда «жадностью», а когда — «трусостью».