Цивилизация
Семь лет назад затонула подводная лодка «Курск». Произошла национальная трагедия, про которую говорили, что она вовсе не национальная, потому что если падает самолет, разбивается большее число людей. Но так уж устроен общественный, извиняюсь за грубое слово, дискурс, что масштаб действа определяется не скептиками, а самим событием. Тонущие на глазах у всего мира моряки, запомнившаяся на всю оставшуюся жизнь фамилия стрелочника Дыгало, странный разговор — из Ионеско и Беккета — Ларри Кинга и Владимира Путина про то, что «она утонула».
Вспоминали трагедию стыдливо, скуповато, официозно, как на похоронах писателя с репутацией диссидента в советские годы. Никаких выводов — ни технического, ни морально-этического толка — сделано на было. Океан «стабильности» застит память и мешает разглядеть сквозь тусклое стекло текущих забот масштаб и уроки трагедии.
Главный урок: уже никакая катастрофа и в самом деле не может стать общенациональной.
В российском социуме умер и отвалился какой-то специальный орган, отвечающий за то, что описывается выспренними словами типа «совесть», «покаяние», «соучастие».
Что мы помним о «Курске»? Ларри Кинга да пиарящегося на трагедии генпрокурора Устинова, похожего на белого медведя в синей куртке с капюшоном…
Через два года был «Норд-Ост». Возможно, по той причине, что действие разворачивалось в столице нашей родины городе-герое Москве, было ощущение хором вздрогнувшей нации. Только потом тех, кто пытался хоть что-то обсуждать в прямом эфире, из этих эфиров безжалостно поперли. А обсудить было что: после «Курска» и «Норд-Оста» нация нуждалась в возможности общей дискуссии. О тех самых понятиях, кажущихся неприлично абстрактными: национальной совести, национальном стыде, национальном покаянии. Об устройстве мозгов и устройстве власти, при которой все это стало в принципе возможным. О вранье и скрытых фактах. О неспособности помочь ближнему. Об импотентности государства.
Наказанием за отсутствие «фид-бэка» — обратной связи, национальной дискуссии, да хоть даже диалогов пикейных жилетов — стал спустя еще два года Беслан.
История библейского масштаба, ад на земле. Помню, у моего друга сперли из куртки деньги, которые он шел отправлять в фонд помощи Беслану. Тот, кто спер, точно знал, какие деньги он крадет. Потому что «Курском» и «Норд-Остом» ему объяснили: правды нет, значит, все дозволено. Не Бога нет — нынче, как сказал бы О. Бендер, небеса в запустении, митрополит Кирилл пиарится на грешной земле, а правды нет.
У нас, и это общее место, бесчестная элита. Вороватая, глуповатая, коррумпированная, замаливающая грешки у официальной церкви, превратившая закон в то самое дышло, которое «куда повернешь, туда и вышло». У нас пассивное население, презирающее выборы, представительную власть и вообще заботящееся исключительно или о выживании, или об улучшении своего благосостояния. А чего бы мы хотели в государстве и обществе, которые живут во вранье, не грустят о своих мертвецах? Вот тут многие говорят и пишут: что это либеральные подпевалы ругают на чем свет стоит событие, «объединившее нацию», — Олимпиаду в Сочи? Потому что событие-то мелковато и пошловато. Потому что получается, что нация, которую «объединяет» такое событие, мелковатая и пошловатая.
Кто у нас герой? Тот, кто устанавливает флаги на океаническом дне.
Стали бы те же самые «челюскинцы» героями, если бы их не спасли? Нет, конечно, — никто о них бы и не вспомнил. Но «Челюскин» был спасен, а лодка «Курск» — утонула. Поэтому о «Челюскине» будут ностальгически вспоминать больше и чаще, чем о «Курске». А о том, что челюскинская эпопея стала одним из немногочисленных пиаровских прикрытий сталинского режима, как-то никто даже и говорить не хочет. «Челюскин» стал той же Олимпиадой, «объединившей нацию». И нации, и ее нравственному здоровью это явно пошло не на пользу.
Страна с отшибленной памятью. Страна, которая не знает и не хочет знать правду. Страна, существующая между «Челюскиным» и «Курском», между разными полюсами коэффициента Джини, где одни становятся еще беднее, а другие — еще богаче.
Страна, которая не разговаривает сама с собой, не рефлексирует, не хочет «дойти до самой сути».
Это то ли цена «Курска», «Норд-Оста», Беслана, то ли последствия этих событий. Страна не хочет смотреться в зеркало и разглядывать фотографии бесланской трагедии. Они слишком эмоциональны. И неэстетичны. А может, нам как нации нужно побольше «неспортивных» эмоций? Поменьше лоска и эстетики? Олимпиад, «Бентли», Рублевок, финансовых потоков, газа, нефти, суверенных демократий, партий власти, глянцевых гламуров, точечных застроек, Лазурных Куршевелей, Луговых Ковтунов, Робских Собчак?
И, может, когда всего это станет поменьше, у нас появится почва для единства?
