Цивилизация
В принципе, каждый русский человек, если его сильно ковырнуть, в глубине души – немец. В том смысле, что он законопослушен и мог бы тянуться к законопослушанию в своем ежедневном поведении. Но какая-то невообразимая сила обстоятельств быта всякий раз препятствуют бурному росту сочных побегов неметчины на побитой морозами российской почве.
Равно как и государство наше: ведь веками же мучилось оно, бедное, каким же ему путем идти – али прусским, али американским. Чаще склонялось, впрочем, к пруссачеству, но какому-то дикому. То есть со свирепостью законов все как раз обстояло более или менее нормально: ломка шла по линии их исполнения. В итоге, правда, не пошли мы ни тем, ни другим путем, выбрав обочину. Но подспудно все равно осталась эта смутная тяга к немецкому: недаром мы и президента себе выбрали с некоторым опытом соответствующей работы.
А чем еще, как не тягой к немецкой законопослушности, вы объясните вот такое совпадение: в Германии с 1 февраля запретили разговаривать по мобильным телефонам не только водителям автомобилей, но и велосипедистам. У нас немецкий опыт перенят почти тотчас же, но с поправкой на российскую специфику. С 1 апреля наши велосипедисты могут по-прежнему болтать по «мобиле», водители же – только без рук. Надо полагать, что авторы запрета про велосипедистов попросту забыли. Потому как, признаемся, немного их у нас, — хотя бы по причине отсутствия в продаже зимних шипованных велосипедных шин. Климат, знаете ли. Хотя вот в Финляндии этих самых шипованных велосипедов – полно.
Но самое примечательное состоит в том, что в магазинах, продающих принадлежности к «мобильникам», соответствующие устройства hands free буквально размели. Что еще раз показывает, насколько все же сильна подспудная тяга нашего человека к законопослушанию. В принципе, он ведь хочет вести себя хорошо – платить налоги, честно работать, не воровать, переходить улицу на зеленый свет при условии, что ему уступят дорогу, налоги не разворуют, по зарплате не кинут, а за точное соблюдение всех и всяческих законов государство не устроит ему в благодарность форменное бюрократическое измывательство.
Так что чаще всего наш человек жить по правилам и законам как бы стесняется – себе дороже. Замечено ведь, что собравшись группами, наши люди начинают стыдить и корить тех, кто выделяется излишней законопослушностью, беря оных на «слабо». Причем успешно. В результате вся страна как бы живет по принципу «а вот не слабо», что, разумеется, совершенно не вписывается в немецкую модель поведения.
Нашего человека – один ли на один он сам с собой остался или с группой товарищей – сильнее всего ломает проявлять это самое законопослушание как бы из себя, по доброй воле. Он по-мазохистски хочет, чтобы Государство непременно заставило или запретило ему делать то-то и то-то. Иначе он напрочь теряет ориентиры, пугается и чувствует себя за границей, отчего уже в самолете для храбрости предпочитает надраться до свинячьих соплей. Наш человек, скажем, ни за что не пойдет по собственному почину в тот же магазин сотовых принадлежностей для покупки устройства hands free, дабы, скажем, обезопасить себя же во время вождения, а будет ждать, пока введут хоть какой запрет, пусть даже штраф за данное нарушение (20 рублей) никакой карающей роли, по сути, не играет. Хуже того, такой размер наказания совершенно не интересует славных работников ГИБДД, предметный разговор которых с водителем по поводу тех или иных его прегрешений стоит в среднем гораздо дороже.
А вот, скажем, идущие по американскому пути американцы все делают совершенно иначе. Они перекладывают ответственность за действия на самого действующего. Поэтому разговоры по мобильным телефонам практически повсеместно в Америке за рулем разрешены. Есть лишь несколько местных исключений, но эти частные строгости уже оспариваются в судах как нарушающие свободу индивида. Согласно той же логике, в Америке нет техосмотра в привычном нам понимании. К автомобилям есть лишь одно требование: они не должны портить воздух окружающим, то есть должны соответствовать экологическим нормам. Все остальное – неисправности тормозной системы, рулевого управления, освещения, длина тормозного пути, равно как и работа звукового сигнала и глубина протектора на резине — полицию нисколько не волнует. По всем этим поводам водила будет потом объясняться в суде и со страховыми компаниями, которые, в случае вины водителя, раскрутят его на очень большие иски. Что и является в данном случае регулятором почище 20-рублевого штрафа и инструментального контроля. И так у них во всем: делай что хочешь, но отвечать будешь сам.
У нас же неосознанная тяга к неметчине кончится скорее всего тем же, чем кончалась она во всех других проявлениях. То есть ничем. И купив этот самый hands free, поддавшись неосознанной, дремлющей в глубине души неметчине, всякий нормальный русский обладатель мобильника будет преспокойно затем говорить по нему так же, как говорил до сих пор, плюя на всякие там запреты. Потому что стремление плевать на всякие уже существующие запреты сильнее тяги к этому немецкому Ordnung.
Вот, скажем, почему весной по всей необъятной родине с заунывным постоянством повторяется все та же история: сотни, десятки сотен людей с удочками уносит на льдинах в открытые водные просторы? На их спасение поднимают вертолеты, посылают суда, ради их спасения жжет остатки дефицитного топлива спасательная авиация. Спасти удается не всех, но на следующий год на место утонувших встают новые и новые подледные рыболовы, и число их не сокращается ни на чуть, а только множится год от года. Что толкает этих индивидов с маниакальным постоянством на тонкий и опасный мартовский лед? Вряд ли это голод и желание прокормить свою семью скудным уловом. Скорее речь идет о загадочном, записанном на генном уровне природном влечении (как у какого-нибудь лосося, который идет вверх по течению нереститься, а потом гибнет там от потери сил) преодолевать запреты. Согласно такой логике запрещающий знак есть не что иное, как указатель пути или направления движения, а запрещающее действие, указ или распоряжение – фактическое возведение запрещаемого объекта или действия в разряд наиболее привлекательных и желанных. И наоборот, побуждение сверху к тому или иному действию – пусть и со всех сторон полезному – заранее ставит эту самую полезность под большое сомнение, создавая главным образом впечатление постылой обязанности, эдакой повинности или наказания, в любом случае не сулящих ничего хорошего.
Судя по всему, в этом и есть разгадка загадочной русской души: ей тесно в границах многочисленных запретов и ограничений, изуверски изобретаемых родным, не немецким государством. Она инстинктивно рвется к свободе – особенно по весне. Но если душа столь же затравленного (но пообвыкшегося) запретами немца тянется к пивной кружке, то душа нашего человека, только еще входящего во вкус настоящего пива – на льдину. Чтобы оторваться на ней по полной программе от постылого берега и отдаться на волю волн – плыть, плыть и плыть по ним в даль морскую, наслаждаясь тишиной и свободой.
Пока тебя наконец не поймают багром страшно матерящиеся спасатели, не отпоят водкой и не вернут на грешную землю. До следующей весны. Впрочем, в России ведь настоящей весны, по большому счету, не бывает. Бывают только оттепели. Но не будем сегодня о политике…
