Цивилизация
Любопытно – а как-то раньше никто на это не обращал внимания, – что дни рождения двух человек, о которых у нас пойдет речь, почти совпадают. Правда, разница в возрасте солидная, в целое поколение: ровно 20 лет между именинником 1 февраля и именинником 6 февраля. Первому исполнилось 70, второму исполняется 90. Первого зовут Борис Ельцин, второго – Рональд Рейган. Есть подозрения, что без второго не случилось бы первого. В определенной степени Ельцина породил именно Рейган. Вернее было бы сказать, что Ельцин если не «внук», то хотя бы «внучатый племянник» 40-го президента США.
Даже свои юбилеи они празднуют похоже – в очень узком семейном кругу, не имея уже никакой возможности хоть как-то воздействовать на своих непосредственных наследников. 90-летний Рейган, страдающий болезнью Альцгеймера в тяжелой форме, вообще уже не может ничего по достоинству оценить: что же, собственно, там происходит в реальной жизни с его наследием 12 лет спустя после того, как он покинул Белый дом? А 70-летний Борис Николаевич, загремевший на той неделе в «кремлевку» по поводу своей коронной ОРВИ и, по слухам, страдающий тем же самым, что и Рейган, видимо, еще и мог бы поделиться своими соображениями по схожей проблематике, но – вот незадача – его никто ни о чем не спрашивает.
А началось все с того, что тогда еще очень даже бодренький и агрессивный Рейган, для которого борьба с нашим родным советским коммунизмом стала едва ли не уделом всей жизни, придумал очередную «американскую мечту» — противоракетный «зонтик»,— которую завзятый либерал бойкий на язык Эдвард Кеннеди тотчас высмеял, окрестив «звездными войнами».
Правда, легкомысленно пошутить по сему поводу позволил себе в то время разве что поименованный Кеннеди. А вот престарелые советские вожди испугались тогда страшно. Всю жизнь игравшие в солдатиков с казавшимся им враждебным внешним миром, не мыслившие иного с ним обращения, они как-то разом поняли, что тягаться им, школьникам в смысле новейших технологий, с отборной американской компьютеризированной до зубов «шпаной» будет совершенно невозможно. Ибо у тех появилась такая крутая игрушка, против которой, как ни бахвалься «асимметричным ответом», с кулачковым механизмом наведения баллистических ракет не попрешь.
Маститый романтик Комитета госбезопасности и, как выяснилось после его смерти, самобытный поэт Юрий Владимирович Андропов с испугу даже сбил тогда пассажирский южнокорейский самолет — уж очень занервничал. А Политбюро маразматическо-геронтократического ЦК КПСС начало было судорожно и всерьез готовиться к войне с Америкой, втайне надеясь, что дожить до нее все же не придется. Впрочем, перепугавшись от рейгановских прожектов в какой-то момент просто до невменяемого состояния, геронтократы решили, что вывернуться им тоже не удастся. То есть, ничего не меняя по сути, надо было все же что-то да и поменять, дабы хоть как-то соответствовать вызовам времени. Поэт Андропов пришел к прозаическому выводу, что без модернизации хозяйства, доставшегося от Сталина--Ленина, дело вряд ли обойдется и на это хлопотное дело нужен кто помоложе, похитрее и понахальнее.
Ну он же не знал, что трогать все это было вообще никак нельзя, ибо уж очень оно было хрупкое, как бывает хрупка трухлявая русская березка, волею судеб оказавшаяся на гнилом болоте и там давно зачахшая.
Этим «кто помоложе» после тягостной и жалостливой «паузы Черненко» оказался хитрый Горбачев. Его по праву можно считать «приемным сыном» Рейгана, совершенно непорочно, а вернее, от большого страха зачатым Юрием Владимировичем в прочном браке с советской системой, с которой он, человек верный своим идеалам, ни в коей мере, несмотря на ее удручающие фригидность и бесплодие, разводиться не собирался. Итак, непорочно породил. Хотел опять же как лучше…
В какой-то — оказавшийся впоследствии сокровенным – момент «папаша» Ронни прокричал Горби вроде бы совершенно правильные слова относительно того, что именно тому нужно делать. Оказавшись как-то в Западном Берлине, он, обращаясь на Восток, патетически воскликнул: «Горбачев, снесите Берлинскую стену!» Но при этом не сказал, как именно нужно проводить демонтажные работы, дабы не оказаться погребенным под обломками. Между тем на Востоке к совету прислушались, потому как были совершенно уверены, что живут в конкурентоспособной системе, которой внешние ветры перемен не страшны. Не ошибившись в главном, они ошиблись в оценке последствий.
Вся штука оказалась в том, что славный «сын» Андропова--Рейгана был уж слишком хитер и пошел к поставленной ему партией цели, уж как-то сильно петляя. Его понять можно, ибо приходилось ему обдуривать не только заклятых соратников-геронтократов, но и значительную часть советских обывателей, никаких таких решительных перемен, доходящих до полного и решительного разрыва с социалистической халявой, в душе вовсе не жаждавших. Этим думалось, что система поправима — надо лишь добавить сочных западных потребительских красок в унылый советский карточно-распределительный пейзаж.
В Форосе Горбачев обхитрил уже самого себя, попутно на собственном же горьком опыте убедившись, что система нереформируема, а партия, мать ее, невменяема. И получился из всего этого Ельцин. О его славных деяниях сегодня лишь меньшинство россиян в состоянии составить сколь-либо объективное представление. Хотя, надо отдать должное, даже по прошествии всего-навсего года после добровольного ухода Бориса Николаевича с народных глаз долой к его 70-летию в газетах и даже на государственно-оплодотворенном телевидении появилось как-то уж поразительно много положительных откликов и оценок, а в завалах короткой народной памяти откопано и освежено немало положительного из того, что натворил сей «рейгановский внучек» за примерно десятилетие своего головокружительного правления и к чему мы, неблагодарные, уже эгоистически попривыкли.
Между прочим, кое в чем и по стилю своего правления два эти деятеля – Ельцин и Рейган — были в чем-то схожи. Оба, например представляясь внешне совершеннейшими порой «валенками», на самом деле являли собой натуры целостные и могучие, возвышающиеся над своими современниками не столько даже силой стратегического мышления, сколько высотой полета стратегической интуиции.
Сегодняшняя Америка во многом живет по заветам Рейгана. Именно благодаря его решительным действиям, которые многим тогда казались полным экономическим безрассудством, сегодняшний профицит бюджета достиг астрономических высот — страна действительно не знает, куда ей девать эти деньги. Окончательное избавление от «вьетнамского синдрома» выливается сегодня в сверхдержавное соло Америки в большинстве международных вопросов. Наконец, на повестке дня – спустя 12 лет после ухода Рейгана – все та же программа «звездных войн». И даже многие из фигурантов республиканских администраций Рейгана, а затем Буша-старшего сегодня снова Великой старой партией, как называют республиканцев, мобилизованы и призваны.
Именно «звездным войнам» и предстоит (опять!) стать едва ли не главным испытанием на прочность наследника Ельцина Владимира Владимировича Путина, предпочитающего, быть может, в душе романтическую поэзию Андропова, но не способного, даже если бы и хотел, отказаться от грубой прозы построенного Ельциным рынка, да, пожалуй, и демократии какой-никакой тоже. Тем более что и главные ценители искусства высокой политической моды – всякие новые «ЦК и политбюро», новая русская эрзац-номенклатура – уже настолько крепко подсели на «иглу» именно такой — под себя преобразованной, прозаической, коммерциализированной — жизни, что ни за что не променяют многообразие гардероба от Версаче и автопарка «ауди» и прочих БМВ на убогую «экслюзивность» распределителя 101-й секции ГУМа, монотонность пошива сталинских френчей и безальтернативные в своей автомобильной ущербности чернокожие «Волги».
Самое противное, однако, то, что едва настало для новорусской эрзац-номенклатуры ее скромно-очаровательное, свободно конвертируемое счастье, как случилось совершеннейшее дежа-вю в его наихудшем варианте. Во-первых, внешним миром вновь овладело почти повальное отвращение ко многим обитателям сильно источенного коррупцией (похлеще, чем в свое время дурниной коммунистической идеологии) российского Олимпа — до такой степени, что иным обитателям лучше с этого «бугра» вовсе не спускаться в мир, ибо там их запросто могут посадить. Во-вторых, опять над головой замаячил все тот же рейгановский «зонтик», в свое время так перепугавший Андропова со товарищи. Причем вопреки всему, что порой про этот «зонтик» говорили и говорят ответственные товарищи, основная его опасность лежит все же вне сферы непосредственно военной: непринужденно помахивая им над головами, очень удобно диктовать, как, собственно, должны организовывать под его сенью жизненные процессы в самом широком их понимании. То есть под таким «зонтиком» жизнь становится до неприятности транспарентной и управляемой не внутри издаваемыми законами.
Формулируя заново ответ на этот уже не столько технологический, сколько цивилизационный вызов, нынешним политическим поэтам-прозаикам важно было бы не повторить прежних ошибок. В противном случае примерно эдак на 100-летнюю годовщину со дня рождения Рональда Рейгана и примерно на 12-летнюю годовщину отхода от дел другого сегодняшнего юбиляра сама по себе мысль сопоставления некогда управляемых ими территорий покажется столь же абсурдной, сколь сравнение, скажем, инопланетной цивилизации с самобытной в своей дикости культурой затерянного в дремучих джунглях какого-нибудь африканского племени.
