Цивилизация
Люди, которые писали президенту текст ежегодного послания в этот раз, сильно старались. По всему было видно, как они старались. Они, похоже, искренне хотели превзойти самих себя, а вместе с собой – едва ли не всю советскую традицию произнесения речей с трибун.
Потому что, согласно советской традиции, прежде чем что-либо говорить человеческое (то есть про людей), полагалось некоторое время поговорить про великое государство. И про то, что оно должно стать еще более великим. Нужно было сказать о международном положении — про наступление сил мира и прогресса, про происки империализма и натовской военщины, про, соответственно, решительное противостояние этим проискам мудрых дядей из Кремля. Затем надо было, по сценарию, переходить к успехам во внутреннем строительстве. Про намолоты и надои, про дальнейшее улучшение и совершенствование. Про то, что завтра будет лучше, чем вчера, а светлое будущее — таки вообще сущая загробная жизнь, если судить по концентрации счастья на душу населения. А счастье – оно же, как известно, и ВВП. На ту же душу. В конце речи – непременно культура, быт, снабжение, товары длительного пользования, блага, все для человека, все во имя человека.
Ура, все встают, звучат здравицы.
Очень многие из тех, кто слушал Руководителя на этот раз в Кремле, помнили ритуал, потому как не в первый раз в нем принимали участие.
Кажется, эта аудитория кочует от одного кремлевского ритуала к другому, совершенно не меняясь ни внешне, ни, что сразу как-то становится очевидно, внутренне.
О, эти бесподобные в своей неподражаемости среднерусские мужички – крепенькие, плотные, непременно пузатенькие такие, со средне-отвислыми щечками, часто подернутыми красными от долгих застольных «решений вопросов» прожилками, с убедительным вторым или, по крайней мере, полуторным подбородком и очень-очень простым (на самом деле – как бы простым) взглядом, не оставляющим ровно никаких шансов для какой-нибудь тонкой внутренней душевной рефлексии. Раньше они носили серые или иных неимоверно тоскливых расцветок костюмы от «Большевички». Сейчас они от «Большевички» не одеваются, но и их 3-5 тысячные прикиды сидят на них каким-то совершенно удивительным образом ровно так же, как сидела некогда «Большевичка». Их невозможно представить улыбающимися и говорящими «Hi! How are doing?”, зато легко представить ржущими над пошлыми анекдотами. Вообще же, на людях они стараются держаться державно-сурово. Они полагают, что “сурьезность” им к лицу.
Они ходят чуть враскоряку, как будто у них у всех геморрой, но это едва заметно. Во всяком случае, не так заметно, как у Геннадия Андреевича. Впрочем, их походка никак не связана с их общественно-политической ориентацией. Поскольку ориентация у них всегда была, в сущности, одна, и она – неизменна. Эти номенклатурные мужички с уверенным на публике взглядом, обладают искусством смотреть снизу вверх на начальство даже, если оно ниже их ростом, зато их спесивость и чванливое (либо снисходительное) хамство возрастает в геометрической прогрессии, если им приходится мараться в общении с быдлом. Эта публика до автоматизма усвоила новояз постсоветской политтусовки. Они легко заменили, как в конструкторе «Лего», слова «коммунизм» и «КПСС» на «Россия» и «Владимир Владимирович», соответственно. Они произносили те слова и произносят эти с неимоверной убежденностью в интонации. Эта интонация и эта убежденность ровным счетом ничего не стоят и верить им нельзя. И то, и другое улетучится, едва сверху спустится что-либо новое. То, что спускается сверху, эти люди воспринимают как новую собственную ипостась. Но при одном условии – если это не мешает им оставаться самими собой в том, чтобы хапать и при этом чванливо ненавидеть (презирать, брезгливо не замечать, равнодушно игнорировать – нужное подчеркнуть) то самое быдло, которое в этой стране считается большинством и которые эти люди на публике любят называть словом «нар-р-р-род» с упором на раскатистое «р» и причитаниями про надобность учитывать его чаяния (быдла), заботиться о его нуждах (быдла), защищать слабых и нетрудоспособных (из быдла) и помогать малоимущим (из него же).
Мне почему-то кажется, что в этот раз во время церемонии послания этим людям было особенно скучно в Кремле под мерный и не ахти какой ораторский голос Руководителя.
О чем они там себе думали, мерно посапывая с открытыми (привычно) глазами, когда Руководитель «грузил» их какой-то там ипотекой, значение которой большинство присутствовавших едва ли знали еще три-четыре года назад? О том, что трех-четырехкратная разница между себестоимостью строительства жилья в крупных городах страны и его же ценой продажи – это, собственно, их почти кровные деньги. Это взятки за землеотводы, откаты за получение строительных подрядов, это «черная» стоимость всяческих комиссий, пожарных и санитарных надзоров, лицензий и прочая, прочая, прочая. Сделать ипотеку «дешевой и доступной», как говорил Руководитель, это значит – оторвать от себя.
А о чем они думали, когда он говорил о платной медицине? Ведь их это все равно не касается, ИХ медицина у них уже и так есть. Если не знать, какая она бывает сегодня – вообще в мире — нормальная, то можно почувствовать себя здоровее от одного лишь ощущения собственной исключительности и недоступности этих номенклатурных лечебных «лесных далей» прочим простолюдинам.
А к чему это Руководитель вдруг завел такую длинную канитель про надобность строить в бескрайней России дороги? Какое-то почти романтическое мечтание! Это ж все начнут по ней СВОБОДНО ездить! Уж не намекает ли он тем самым на вторую российскую вечную беду? А что он имел в виду, когда говорил о том, что студенты должны либо учиться «по заказу» государства, либо заплатить за свое образование? А как они за него заплатят, если их, ввиду сложной демографической и геополитической ситуации, сразу загребут в армию?
Ну и, наконец, самое противное – про это самое гражданское общество. Вроде намеком и пригрозил всяким там «общественникам», которые живут не на наши гранты, но все же как-то уж слишком много он про них говорил. Да еще про свободных людей свободной страны. И совсем ничего на сей раз – про державность, про ядерный щит родины (когда говорил про армию, то, в основном, про то, как дать офицерам квартиры). Прямо как Горбачев какой-то. Хотя всем известно вроде, что он – не он.
Вряд ли уважаемое собрание чему-либо всерьез испугалось в услышанном. Тем более что Руководитель, тоже вопреки советской традиции, на сей раз категорически избегал кого-либо за что-либо критиковать (едва ли не единственным объектом критики так и остались те самые общественные организации, получающие «чуждые» гранты). Может, Руководитель опасается, страшно сказать, критиковать тех, кто собрался его послушать?
Уважаемое собрание не испугалось, видимо, и потому, что оно вряд ли действительно поверило в то, что что-либо из сказанного будет претворено в жизнь таким образом, чтобы как-то и хоть в чем-то нарушить их номенклатурное благополучие, ну хоть в праве ездить с мигалкой по встречной! Во всяком случае, за себя исполнители этой как бы излившейся на них воли ручаются. Они сделают все как надо. Им.
Уважаемое собрание прекрасно понимало и то, почему Руководитель, хотя в этот раз и радикально изменил структуру и набор тем для своего послания, был не сильно конкретен в своих предложениях, ограничившись лишь общей постановкой проблем, но никак не обозначив конкретные пути их разрешения. Пути, которые, изложи он их конкретно, пересеклись бы перпендикулярно с интересами подавляющего большинства присутствовавшей высокой почтенной публики.
Они уже давно привыкли к тому, что кремлевские трибуны служат, в основном, для публичных заклинаний, не имеющих прямого практического продолжения, а имеющих лишь то продолжение, которое будет угодно им — тем самым бодреньким-сереньким мужичкам с отвислыми пузиками и знатной уверенностью в собственном дальнейшем сытом будущем. Потому что эти пузатенькие «железные малыши», несмотря на все свое подобострастие к начальству, точно знают: ни один Руководитель в этой стране не посмеет, выбирая между номенклатурным сословием и тем, кого оно считает быдлом, совершить выбор в пользу последнего. Потому что едва он рискнет только помыслить об этом, как серенькие пузатенькие мужички, вмиг погасив всякое подобострастие в глазах, его непременно затопчут. Если надо – затопчут насмерть.
Автор – шеф-редактор газеты «Известия»
