Третьяковская галерея всерьез взялась за «неофициальное» советское искусство второй половины ХХ века. Начавшийся год обещает много персональных выставок разнообразных представителей «другого» искусства, но сейчас, вслед за концептуальным Кабаковым и абстрактно-сигнальным Злотниковым, речь снова о концептуализме.
Кабаков и Пивоваров – почти что близнецы-братья. Матери-истории более ценен показался Илья Кабаков. То ли Пивоваров уехал недостаточно далеко – в Прагу, а не за океан, как Илья Иосифович, то ли с западным зрителем не умел так «тотально» работать, как собрат по московской концептуальной школе. Так или иначе, кабаковская выставка была в Третьяковке первой, и это первородство не за чечевичную похлебку куплено, а просто исторически сложилось. Оба мэтра выросли из одного корня – детской иллюстрации, коей занимались для заработка; и потом в своем творчестве шли очень похожими путями. Характерный для московского концептуализма формат альбома они вместе опробовали на рубеже 1960-70-х. Коммунальная тема появилась у обоих и стала формой ностальгии после отъезда из страны. Да и художественный язык братья-концептуалисты выработали очень похожий – с заметной ролью текстов, любовью к «пустым» картинкам и несмываемым клеймом детской книжной иллюстрации в рисунке.
Пивоваров уехал в начале 80-х. Двадцать лет уже работает в Праге и рисует… Москву, конечно же.
Свою старую коммунальную квартиру, мастерские старых знакомых, кастрюльки и плошки, привезенные с собой из той самой коммунальной квартиры. У русских художников удивительно здорово получается писать Москву времени застоя, из которой они некогда уехали. Вспомнить хотя бы замечательную живопись Рогинского, показанную в ГТГ полтора года назад. Картинки Пивоварова совсем другие, но по-своему тоже пронзительные. Правда, социального оттенка, утверждает автор, в них искать не стоит, равно как и ностальгического. «Три кило картошки, огурцы, бутылка кефира, хлеб, булочка к чаю» — бабулька тащит сумки из магазина. Просто – так было. Без оценок. И нарисовано нарочито безлико, отстраненно. Все остальное происходит у зрителя в голове. Или не происходит.
Примерно так же Пивоваров рисует натюрморты, очень похожие на испанские бодегонес XVII века: полка или ниша с минимальным количеством простых предметов, расставленных так, чтобы каждый был виден, и караваджистское освещение. Плюс графичность, выдающая бывшего иллюстратора, затеявшего возню с масляными красками.
Общая для всех работ Пивоварова сухость рисунка, однако, идеально подходит для лирической метафизики, присутствующей почти в каждом произведении, – изыски формы не мешают идее.
Сидя в Праге, Пивоваров додумался, что знаменитые альбомы, предназначенные для интимного показа в мастерской, на пюпитре, небольшому количеству зрителей, теряют многое из того, что в них заложено, от музейного экспонирования. Он стал делать альбомы новой генерации – изначально готовые к публичному осмотру. Они лишены, например, той изуверской монотонности, каковой Пивоваров и Кабаков пытались пронять зрителя в середине 70-х.
В третьяковской выставке семь разделов: «Действующие лица», «Место действия. Квартира 22», «Шаги механика», «Время действия», «Заблудившийся Данте», «Эйдосы» и «Разговор о лимонной корочке». Это по большей части работы пражского периода: графические альбомы, живопись и раскрашенные фанерные «обманки». В галерее XL сконцентрировалась поздняя живопись, объединенная по эротическому или даже порнографическому признаку: гимны Фрейду и эрекции.
Третьяковская галерея на Крымском валу. «Шаги механика» – до 4 апреля.
XL. «Темные комнаты» – до 21 марта.